Выпуск № 8 (102) | 1946 - страница 45

нe остается в памяти чего-либо характерного, впечатляющего. В чем дело? Значит, исполнение не ярко, внутренне не согрето, индивидуально не окрашено. По крайней мере, в отчетном концерте.

Яркое дарование, блестящий технический аппарат, рельефно-выпуклая трактовка — вот основные впечатления от исполнительского облика Татьяны Гольдфарб. К этому надо прибавить большой динамический размах, мощное ff, достигаемое без видимой физической напряженности, столь обычной в женском исполнении. Указанные качества проявились и в величественной h-moll’ной сонате, и в g-moll’ном полонезе, где романтическая героика, батальная изобразительность естественно сочетались с ярко-выраженным танцевальным метроритмом, и в мазурках (ор. 7), в которых романтическая лирика удачно уживалась с народно-плясовой непосредственностью. С большим художественным совершенством прозвучали изящные экоссезы. Их воздушная грация особенно выигрывала в соседстве с героикой полонезов и сонаты.

Несколько критических замечаний. В начале еs-moll’ного полонеза нарастающий гул тремолирующих гармоний требует более глубокой педали (приближающийся грохот боевой грозы). И в этом же полонезе систематически недоставало цезуры, вздоха между основным еs-moll’ным разделом и следующим Des-dur’ным (позднее — А-dur’ным). В начале As-dur’ного полонеза секстаккордовые параллелизмы требуют глиссирующего звукоизвлечения от р к f, а не этюдно-четкого: это — взлет, вспышка, а не беготня. Более общее замечание: мощная динамика — хороший резерв, но он требует расчетливого расходования, в частности, для ясного формоощущеиия. Так, например, чрезмерная динамическая щедрость в финале h-moll’ной сонаты дезориентировала слушателя преждевременным ожиданием конца. Были динамические «пересолы» и в других случаях.

Пятый концерт цикла (31 марта) представлял интерес как в исполнительском плане, так и по программе.

Крупная и ответственная задача стояла перед исполнительницей ранней (ор. 4) с-moll’ной сонаты — Н. Отто. Соната эта не в репертуаре наших пианистов, она не имеет за собой исполнительских традиций. Она отличается от смежных орus’ов ярко выраженным романтическим тяготением, сосредоточенным в крайних частях, полных напряженного драматизма и непрекращающихся бурь. Юный пыл романтика-неофита ведет его не только к преодолению формальных канонов, но к заметному засилию декоративно-технических средств. Особенно в финале, где непрерывный поток модулирующих секвенций и сложнейших пассажей вытесняет эмоциональную струю.

Каковы художественные результаты прослушанного первого исполнения сонаты?

Оно давало достаточное представление о произведении в целом. Это — уже большая заслуга пианистки. Наиболее законченно было исполнение двух средних частей — менуэта и Larghetto, с их ясной формой и несложной фактурой, не порывающей с классическими традициями. Наиболее ответственные крайние части предстали отчетливо во всех своих деталях, но менее ощутимо в своей творческой сущности. К чему же стремиться в дальнейших исполнениях этой сонаты? — К облегчению технически-пассажного груза крайних ее частей, к более выпуклому, целостному выявлению тематических элементов, их тембральной красочности, декламационной выразительности, к выпуклой обрисовке формы ясной расстановке динамических кульминаций.

Художественно убедительно и технически законченно пианистка исполнила другой ответственный номер — cis-moll’нoe скерцо. Несогласие вызывает только применение фермат перед каждым вступлением нисходящих воздушных пассажей среднего эпизода (Des, позднее — е). Сочетание трепетных дуновений со строгой поступью хорала — в этом вся художественная суть, вся поэзия данного абзаца. Из других номеров наиболее удачно были исполнены колыбельная и ноктюрн cis.

Другой участник отчетного концерта С. Рихтер — глубокая и яркая артистическая индивидуальность. Глубина и убедительность творческого замысла, предельная выпуклость его воплощения, широкий диапазон динамики, эмоциональность и одухотворенность исполнения, не говоря уже о совершенстве технического аппарата, — вот основные артистические достоинства Рихтера. Особенно характерна для его эстрадного облика максимальная артистичность, в лучшем, глубоком понимании слова: строгая целесообразность, творческая целеустремленность.

Отмеченные достоинства игры Рихтера проявились и в отчетном исполнении, хотя не во всех номерах в равной мере. Убедительно передана была романтика cis-moll’ной прелюдии (ор. 45). Стихийно звучали суровые набаты с-moll’ного этюда (ор. 25), ясно раскрыта была обычно недооцениваемая элегическая поэзия 6-го, es-moll’ного, этюда (ор. 10).

Из четырех исполненных мазурок (ор. 24) запомнилось исполнение четвертой. Ее лирические ламентации и вопли не затушевывали ярко плясового пульса и народно-ладовых наигрышей. Ярко передана была жизнерадостная шопеновская струя блестящим, увлекательным исполнением As-dur’ного вальса. Исполнение «узловых» номеров програм-

программы — B-dur’ных вариаций и As-dur’ной баллады — при всей его законченности и техническом блеске не имело ярко индивидуальной окраски, но это не нарушало основного впечатления от всего исполнения в целом, творчески насыщенного и увлекательного.

Программа 6-го концерта (6 апреля) также включала редко исполняемые номера: траурный марш, ор. 72, и вальс As-dur посмертного издания. Обе вещи — прозрачной шубертовской фортепианной манеры, особенно вальс, близкий к шубертовским лендлерам, были исполнены Я. Киппен — пианистом хорошего стиля и школы. Однако в упомянутых вещах исполнение не имело ясно выраженного творческого замысла, стилистической характерности.

Иначе воспринималось исполнение остальной программы: оно было творчески продуманным и ясным. Таково было исполнение cis-moll’нoro скерцо и вальса той же тональности. Отлично звучала благородная кантилена Е-dur’ного ноктюрна (ор. 62), удачно завершенная «испаряющейся» педальной звучностью восходящего пассажа (перед заключительным кадансом); повредило впечатлению беспедальное выпячивание басовой фигурации во втором колене. Художественно убедительно была передана поэтичная и ярко-национальная мелодика Fis-dur’нoгo экспромта, хотя героический эпизод пострадал от торопливого темпа, обратившего характерный пунктированный ритм в триольный.

Исполнение пианистки Л. Финкельштейн я в данном концерте услышал впервые. Яркая и оригинальная артистическая индивидуальность, естественность и выпуклость трактовки, богатая, мужественная динамика — таково первое непосредственное впечатление. Особенно же выделилось исполнение Финкельштейн ярким выражением оптимистической и волевой струи шопеновского творчества. С захватывающей силой лилась она в Fis-dur’ной баркароле, в этом гимне молодости, жизни и природе.

Столь же ярко была передана эта оптимистическая струя и в танцовальном ответвлении, представленном двумя вальсами: As-dur’ным (ор. 34) и Es-dur’ным (ор. 18). В их трактовке четкий ритмический пульс соединился с техническим блеском пассажей и увлекательной динамикой исполнения. В Es-dur’ном вальсе этот танцевальный порыв приобретал вихревой, почти оргийный оттенок.

Мужественным, волевым началом было проникнуто исполнение А-dur’ного полонеза.

Драматический стиль был представлен h-moll’ным скерцо; оно было исполнено с большим подъемом, оттененным певучей экспрессией среднего эпизода. И в драматической и в лирической части было найдено много художественных деталей.

Большую заслугу Л. Финкелыштейн составило исполнение концертного Allegro (ор. 46), крупного произведения, отмеченного большой технической сложностью и стилистическими особенностями (родство с веберовской симфонической тематикой).

Несмотря на некоторую риторичность содержания, техническую сложность, перегрузку произведения при большой его длительности, оно приобрело в исполнении Финкельштейн художественный интерес и свежесть.

Темпераментность, яркая динамика — в трактовке Финкельштейн — порою сближали шопеновские вальсы с испанским или венгерским танцовальным жанром. Я не вижу в этом греха. Минусы пианистки я вижу в другом: блеск и яркая динамика ее исполнения не уравновешены вуалированной звучностью. Не чувствовалось культуры тончайших фортепианных дуновений, тающего звучания. Этот пробел сказался в исполнении Колыбельной и cis-moll’ной мазурки. Прибавлю еще, что богатая динамическая шкала не сочетается с таким же богатством тембральной окраски.

В седьмом концерте (21 апреля) ввиду внезапной болезни И. Аптекарева играла одна Н. Емельянова. Центральный номер ее программы — 24 прелюдии ор. 28 — был проведен ею, в целом, артистично и законченно. Исполнение цикла прелюдий— задача большого масштаба. Трудность ее — в многоликости и дробности ее составных звеньев. Ярко выявить лицо и дух каждого звена — вот задача (и трудность) для исполнения. В разрешении этой задачи пианисткой были допущены некоторые недосмотры.

Начну с 1-й прелюдии. Она трудна своей импровизационностыю, краткостью, ритмической неустойчивостью мелодии и тем, что она именно первая. Обычно она сбивается на безобидный этюд, — так было и в данном случае. Недоставало целостной мелодической линии, выпуклой динамической пластики, лирической взволнованности.

2-я прелюдия — глубоко-романтический фрагмент. Таинственность, вещая загадочность — вот основной его колорит (недаром В. Г. Каратыгин считал эту прелюдию истоком одного из самых загадочных скрябинских высказываний — прелюдии ор. 74, № 2). Исполнению вредило прозаическое выстукивание басовых гармоний. Не было дали, педального «воздуха». Не ощущалось «вещего» тона в верхней речитации.

В 3-й прелюдии исполнение было технически совершенно, но вредила подчеркнутая техничность, этюдность.

В исполнении 6-й прелюдии не угадан ее основной художественный эффект: контраст монотонной звуковой капели с экспрессией и надрывом басовой партии. Не

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание