ИСПОЛНИТЕЛЬСТВО И ПЕДАГОГИКА

Шопен и советские исполнители

А. Дроздов

Проведение концертного цикла с исполнением всех фортепианных произведений Шопена — счастливая идея и большая культурная заслуга Московской Филармонии.

Но поставленная задача обязывает. Недостаточно пригласить исполнителей, распределить между ними произведения и со спокойной душой выпускать на эстраду: действуйте, так сказать, кто во что горазд! На деле все это не так просто. Пусть артистическая индивидуальность проявляется в полной силе; но нужна какая-то общая руководящая идея, какой-то общий угол зрения. Ведь многое существенное в шопеновском творчестве до сих пор оставалось в исполнении недосказанным. Так, например, не находил яркого выражения в трактовке наших пианистов народный элемент, а ведь это — важнейшее слагаемое шопеновского творчества.

Было бы естественно заблаговременно объединить исполнителей для уяснения стоявшей перед ними творческой задачи, для установления какой-то согласованной целеустремленности. Насколько мне известно, этого сделано не было. Оставалось надеяться, что каждый исполнитель в индивидуальном порядке наметил правильные стилистические пути к звуковому воссозданию творческого облика Шопена. Насколько оправдались эти надежды, — покажет настоящий обзор.

Исполнителями первого концерта (17 февраля) были пианисты А. Иохелес и Ю. Брюшков: первый тяготеет к мужественному, волевому началу, второй — к лирике, к тонкому изяществу. В отчетном концерте оба артиста значительно расширили сложившееся о них представление: Иохелес — стильно-элегантным, блестящим исполнением вальсов (Des-dur), Ю. Брюшков — стихийной мощью в исполнении h-moll’ного этюда, ор. 25. Ярким, всесторонне технически оснащенный пианист, Иохелес дал наиболее законченные творческие образы в исполнении пьес мелкой формы (вальсы, ноктюрны). Художественно-обоснованным, технически законченным было исполнение и центрального номера его программы — b-moll’ной сонаты; но оно не было захватывающим, ярко-образным, волнующим. А ведь в сонате — вся драма Шопена, как человека, гражданина и патриота. Слушая ее, вспоминаешь трагедию Риэго, Костюшки и, конечно, самого Шопена, мучимого видениями далекой родины, борьбы и гибели ее героев. Для исполнения этой сонаты должны быть мобилизованы все ресурсы техники, вся экспрессия музыкальной речи. Было ли всё это в данном исполнении? Был ли максимальный диапазон динамики, от громоподобного ff до звучания из бесконечной дали? Было ли это прерывистое дыхание начального agitato, предельная теплота и задушевность певучих тем, таинственные тембры в аккордах похоронного марша? Звучали ли эти могильные шорохи и завывания в глиссирующих пассажах финала? — Как беспристрастный слушатель скажу: этого недоставало.

Ответственная задача исполнения 12-ти этюдов ор. 25 входила в программу другого исполнителя — Брюшкова. В целом, она была выполнена им художественно убедительно, стилистически оправданно и технически совершенно. Не было подчеркнутой этюдности. Наибольшая законченность замысла в исполнении была в этюдах №№ 3, 4 и 5 и, что особенно ценно, — в столь отличном от них стихийно мощном октавном этюде № 10.

Отмечу некоторые частные недостатки: в 1-м этюде, так восхитившем Шумана арфообразной тембральностыо авторской трактовки, естественна большая темповая свобода для оттенения периодов и более крупных элементов формы. В терцовом этюде (№ 6), исполненном с большим совершенством, всё же лучше избежать бравурного блеска даже в единичных f для сохранения основного характера — лунного мерцания сквозь мглистую дымку. В cis-moll’ном этюде, этой вершине шопеновской мелодики, не хватало вокально-декламационной свободы и экспрессии. В исполнении монументального а-moll’ного этюда не хватало порыва, мощи, — особенно в титаническом финале. Примерно то же самое, — в 12-м этюде: недостаточно внушительно

звучал басовый набат основного мотива; не было гигантской кульминации в заключении.

Второй концерт (4 марта) был интересен сопоставлением двух разнородных художественных сил: юной дебютантки Т. Николаевой и стажированного пианиста И. Михновского.

Применительно к Николаевой я не буду делать обычных скидок на молодость. Гораздо почетнее для исполнительницы подвергнуться критике наравне со всеми участниками цикла.

Наиболее ответственный номер из программы Т. Николаевой — E-dur’ное скерцо (ор. 54) — оказался и самым удачным по исполнению. Помимо полного овладения техническим материалом пьесы, в исполнении было правильное понимание основного характера, ощущение формы. Была известная красочность, динамика. Но недоставало романтической струи. Пассаж преобладал над гармонией, над кантиленой даже в побочной теме, одной из лучших мелодий Шопена. Примерно то же впечатление — и от Фантазии-Экспромта. Ноктюрны ор. 15 и ор. 37 были сыграны хорошо: естественно, музыкально, но несколько однообразно; буря в средине первого ноктюрна недостаточно внушительна, хорал второго ноктюрна не овеян романтической дымкой, не окрашен тембрально.

Очень ярким, подлинно артистичным было исполнение И. Михновского. Убедительность и выпуклость трактовки, ясность и логичность декламации, глубокий тон, художественно богатая педализация— вот основные качества игры Михновского. Отмечу еще острое ощущение ритмического пульса при большой ритмической свободе. Особенно ценно это было в исполнении с-moll’ного Рондо. Это раннее произведение Шопена, не свободное от некоторой риторичности и фактурной примитивности, приобрело свежесть и интерес для современного уха в значительной мере благодаря сочетанию ритмической яркости с гибкостью, непринужденностью движения. То же было в исполнении мазурок ор. 50; их тонкая лирика ярко оттенялась характерным народно-танцовальным складом. Из других номеров программы особенно ярко, стилистически законченно были исполнены баркарола, экоссезы и Es-dur’ный вальс (ор. 18). Последнему исполнение Михновского придало характер четко ритмованного, увлекательно вихревого танца, сверкающего всем блеском шопеновского пианизма.

Выступление Михновского особенно ценно отчетливым выражением обычно приглушаемой народной струи шопеновского творчества.

В третьем концерте (10 марта) выступали Т. Гутман и А. Татулян. Т. Гутман — артист серьезной, глубокой мысли, зрелого мастерства, большого динамического диапазона, — более аполлонического, нежели «дионисийского» склада. Из исполненных им этюдов ор. 10 наиболее впечатляюще прозвучали этюды широкого технического плана: монументальный G-dur’ный, виртуозный As-dur’ный и драматический с-moll’ный; наряду с этим очень тонко были переданы глиссирующие хроматизмы а-moll’ного. В некоторых этюдах предельная скорость движения заслоняла их основной характер: стихийный — в 4-м, грациозно-капризный — в 5-м. К сожалению, осталась невыявленной внутренняя значительность es-moll’нoro этюда, этого пасынка пианистической практики. На значительной художественной высоте было исполнение другого крупного номера: cis-moll’ногo скерцо. Отмечу лишь, что в исполнении основного материала четкий ритм не обогащался музыкально-речевой выразительностью.

В общем, Гутман проявил себя вдумчивым, культурным исполнителем Шопена.

В исполнении А. Татуляна, при совершенстве его технического аппарата, есть лирическая взволнованность, индивидуальная инициатива в трактовке. Благодаря этому очень интересно прозвучало болеро. Много тонкости, художественной удачи было в исполнении обоих ноктюрнов, в частности, в хорале g-moll’ного и в драматическом финале H-dur’нoro. То же можно сказать и об остальном исполнении Татуляна (скерцо b-moll, посмертные этюды, вальс A-dur).

Тем заметнее была стилистическая робость, преувеличенная «интеллигентность» в исполнении мазурок ор. 33. Даже предельно-яркий народный колорит и зажигательная плясовая ритмика D-dur’ной мазурки были трактованы со значительной «оглядкой». То же скажу и об исполнении h-moll’ной мазурки, а ведь в ней так много народного колорита, бытовой изобразительности, и не только в ярко-плясовом B-dur’ном или Н-dur’ном эпизодах, но и в потухающих басовых наигрышах и унисонах (отдаленные звуки разбредающегося деревенского оркестра). Следующий концерт (16 марта) прошел под знаком контрастности исполнительских индивидуальностей. С одной стороны, — культурное, технически сильное исполнение, без существенных погрешностей, но и без взлетов, без заметных индивидуальных находок (А. Каплан), с другой, — ярко темпераментная трактовка, полная блеска, динамического размаха, образности, хотя и не без некоторых упущений в отдельных деталях (Т. Гольдфарб).

Наибольшей заслугой А. Каплана было исполнение Es-dur’нoгo рондо — произведения несколько эклектического стиля, который не чужд был раннему Шопену. Исполнение — ясное, корректное, толковое. То же можно сказать и об остальной программе: все на месте, все в порядке, но

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСТВО И ПЕДАГОГИКА

Шопен и советские исполнители

А. Дроздов

Содержание