Что касается возможности нового приближения к проблеме античной ритмики, как эмоционально-образной пластики, с точки зрения ритмо-интонаций русско-славянской народной песенности и форм массовой хоровой лирики ¹, то мысли в данном направлении у меня были столь тесно связаны с пропавшей моей работой о ритме древне-русской живописи, что лишь восстановление этой работы, сейчас для меня затруднительное, даст возможность выполнить последующую — о новом аспекте в отношении античной ритмики. Упоминаю здесь об этой досадной лакуне потому только, чтобы вообще обратить внимание музыковедов именно на образно-пластическую выразительность ритма не только в исконных крестьянских обрядово-плясовых напевах, но и в более широкой сфере, — ибо, например, следы хореи можно различить и в древне-культовой лирике. В особенности интересна своей ритмо-интонационной содержательностью широкоразвернутая сфера сербского коло — хороводной плясовой песни. Вообще сербская народная песенность — одно из прекрасных достояний общечеловеческой лирической культуры, вклад народа, обладающего чуткой душевностью и высокими героическими помыслами.

Взаимодействие между музыкой западно-европейского славянства и русской музыкой всегда было осязательным, и в XIX веке все почти крупные явления русской музыки (Глинка, Балакирев и «Могучая кучка» едва ли не в целом) это обнаруживают.

В последний момент перед окончанием экскурсов, благодаря вниманию и любезности проф. Е. В. Гиппиуса, я имел счастье ознакомиться с исключительно содержательным по своей интонационной природе народным песенным сборником одной из областей Чехословакии. Этот сборник народных песен вызвал во мне напряженный интерес, подтверждая ряд моих домыслов и прогнозов о песенной народной культуре этой музыкальнейшей страны. Интонационная свежесть, тонкость песен — при наличии чуткой, крайне детализированной записи — просто не поддается описанию и ускользнет от читателей. Напевы этого сборника изданы не в обобщенно-схематизированном, а в интонационно-нюансированном облике, что достаточно редко для изданий западно-европейских народных песен. Тем самым глаз уже видит, как песня поет, как дышит напев, — наполняясь дыханием и растворяясь: раскрывается жизнь мелодии, сцепленной из обаятельнейших напевов, ярко-славянски колоритных. Любопытна в некоторых из них перекличка с глинкинской мелодикой (причем о каком-либо взаимознакомстве тут не может быть и речи).

Не смея далее задерживать внимание читателя, я заканчиваю предисловие на данном упоминании об одном из привлекательных побегов народной лирики славянского запада, хотя еще о многом хотелось бы здесь вкратце рассказать, соприкасаясь со славянской музыкой под воздействием великих событий современности и особенно с точек зрения молодой советской культуры ленинско-сталинской эпохи.

_________

¹ Включая область речитаций — Б. А.

Верди и Бойто в работе над «Отелло»

Д. ШЕН

Летом 1879 года Верди приехал на несколько дней из деревни в Милан. К обеду были гости: издатель Джулио Рикорди и дирижер театра La Scala — Франко Фаччио. За столом говорили о самых различных вещах: о бедствиях, причиненных наводнением; о предстоящем концерте в пользу пострадавших, где Верди будет дирижировать своей мессой. Говорили об оперных сюжетах и театральных новинках. О «Гамлете» Тома, недавно поставленном в Риме. Об успехе бойтовского «Мефистофеля» в Генуе. Рикорди, как всегда, отзывался о Бойто восторженно. Он не преминул подчеркнуть, что автор «Мефистофеля» не только интересный композитор, но и лучший в Италии либреттист. Верди был сдержан. И только когда заговорили о «Гамлете» и писателе Жюле Барбье, авторе текста оперы Тома, маэстро не выдержал. «Бедный Шекспир, — сказал Верди, — хуже сделать либретто невозможно». Разговор перешел на Шекспира в творчестве итальянских композиторов. Мимоходом вспомнили беллиниевских «Монтекки и Капулетти», почти сошедших со сцены, и остановились на «Отелло» Россини. Разговор оживился, и неудивительно. Опера Россини еще жила сценической жизнью — у нее насчитывалось немало приверженцев и ценителей. Рикорди напомнил, что шестьдесят три года назад, когда россиниевский «Отелло» увидел свет рампы, сюжет оперы показался очень смелым. Любители оперных спектаклей 20-х годов ходили в театр наслаждаться прекрасной музыкой. Отравлять это наслаждение тягостным впечатлением — зрелищем убийства невинной женщины — казалось нелепым. Публика, вопреки Шекспиру, потребовала счастливой развязки, — таков был дух времени. И не Россини было противиться установившейся традиции и требованиям театралов. Он переделал финал оперы. Дездемоне удавалось убедить Отелло в своей невиновности, и примирившиеся супруги весело запевали дуэт из «Армиды», спешно приспособленный композитором к этому случаю. Теперь времена были другие. Но шекспировская трагедия все еще не нашла достойного воплощения в музыке. «Вот вам, маэстро, следовало бы написать оперу на этот сюжет», — неожиданно ска-

А. Бойто и Дж. Верди

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Верди и Бойто в работе над «Отелло»

Д. ШЕН

А. Бойто и Дж. Верди

Содержание