Выпуск № 11 | 1946 (104)

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

Обработки русских народных песен

Знаменательно, что с каждым годом количество появляющихся в печати обработок русских народных песен все растет. За последние несколько месяцев вышло шесть сборников: третья тетрадь «Русских народных песен в обработке для голоса с фортепиано» Сергея Кондратьева; «12 вокальных пьес на темы русских народных песен» Михаила Матвеева; «Шесть русских народных песен в обработке для голоса и фортепиано» Д. Прицкера; «Три русские песни для женского или детского хора» Владислава Соколова; «Пять русских народных песен для дуэта с фортепиано» М. Черемухина и «Десять русских народных песен для хора и фортепиано» Д. Васильева-Буглая.

Знаменательно и то, как различно подходят советские композиторы к своей задаче.

Народная песня ставит серьезные, строгие требования тому, кто берется ее «обработать». Она не допускает, чтобы ее обрабатывали, как «нейтральный» сырой материал. Какую бы гармонию и фактуру ни придал ей композитор, как бы ни изменил ее поэтический текст, мелодия, связанная с первоначальным содержанием слов, останется самым властным элементом его произведения.

Но нельзя сделать и другого, — нельзя оставить творчество народного певца неизменным. Композиторская гармония и полифония, композиторское новое строение формы должны внести что-то свое, новое и в содержание песни, углубить ее образы. Иначе мелодия песни в ее первоначальном виде, с ее скрытой полифонией и «ветвящимися» подголосками будет вспоминаться, как нечто гораздо более прекрасное и выразительное, чем такая, по существу, не нужная ей переделка.

Каждый из шести композиторов по-своему ищет способы пересоздать и дополнить данные в песне образы.

Д. Прицкер добавляет к ним внешние образы окружающего их мира: в «Кукушечках» — переливы пастушьего рожка и голос кукушки, в «Комариках» — комариный лет, шелестящий в лад с думами «младой» «рано на зоре», в волжской песне «Сходись, берись, ребятушки» — тяжесть груза, который тянут бурлаки. Все это только фон, на котором ясно выделяются первоначальные образы песни.

Довольно просты по замыслу обработки Владислава Соколова. Мелодия в первой песне его сборника — «Я пойду ли, молоденька» лишь разукрашена перемещениями и имитациями голосов. Это ее убранство напоминает простой, изящный стиль обработки той же песни у Лядова, только здесь оно пышнее и сложнее. То же убранство внесено в мелодию 3-й песни — «Попрыгала козка». Во 2-ю песню — «Из-за лесу было темного» внесено нечто новое, более глубоко раскрыто ее драматическое содержание. На фоне эпически сдержанной повествовательной песни появляется новая, с драматическим содержанием мелодия, — голос «лебедушки», что «отставала от стада лебединого», «приставала к стадику гусиному».

Значительно сложнее и своеобразнее такие добавления в обработках С. Кондратьева. Он ничем не изменяет мелодии. И сопровождение не изменяет непосредственного впечатления от нее. Оно звучит как будто параллельно с голосом певца. Композитор еще раз, по-своему, рассказывает содержание песни. Рядом с простым рассказом о «горючих слезах», пролитых «у растворенного окна» (песня «Ой, я сижу до полуночи»), изображено иное, тяжело терзающее сердце горе; вместе с мягким распевным ритмом мелодии звучат беспокойные синкопы, хроматические сползания трезвучий. Рядом с одинаково повторяющейся спокойной, шутливой мелодией, ласковыми уговорами Аринушки «дружку Ване» «не жениться никогда», — «ох, растоскуешь свою жизнь молоду между девок, между баб молодых!» (песня «Ой, Аринушка коровушку доила»), рисуется картина сложного развития чувства; сначала в ней тоже простые шутливые тона, в конце — в хроматическом движении голосов, в акцентах на резких секундных созвучиях, — чуть не плач о бедном «друге Ванюше». Иногда картина в сопровождении принимает характер законченного драматического повествования. Рассказывается, как «отец сыну не поверил, что на свете есть любовь» (песня

«Веселый разговор»), сын «отцу слова не сказал, взял он саблю, взял он остру и зарезал сам себя». Мелодия и здесь ничем не изменяется. Так же неизменно повторяется все более противоречащий общему содержанию песни припев: «веселый разговор!». В сопровождении же драма непрерывно развивается, и этот припев — «веселый разговор!» — каждый раз звучит все более трагично. Драматически описывает сопровождение и горе невесты в свадебной песне «Ты река ль, моя реченька». Короткий, однообразный (гораздо более простой, чем в обработке Лядова), похожий на причитанье напев просто повторяется, а фон, колыханье реки, все поднимается, доходит до кульминации и завершается тихим, но ладово напряженным падением. По сравнению с первыми двумя сборниками обработок Кондратьева, этот, третий, гораздо более сложен и разнообразен по строению дополняющих образов.

Как и в других сборниках М. Черемухина, его способ расширения и углубления образов песни заключается, главным образом, в тональных и ладовых сменах, тонких, с красивым сочетанием голосов. Этими сменами тональных и ладовых планов он придает напеву разнообразные новые оттенки. В первой песне, «Сидела я, Катенька», изменения характера лада сочетаются с неподвижностью органного пункта: «Сидела я, Катенька, поздно вечером одна...», «Родимый мой батюшка, припишусь я в монастырь...», — здесь на органном пункте звучат однообразные, похожие на причитанье интонации; «плясать пойду я, батюшка, монастырь я разгоню, всех старых монашенок с ума-разума сведу...» — на том же органном пункте совсем иные гармонии, иная, ладово изменившаяся мелодия. В веселых скорых песнях тональные и ладовые смены особенно подвижны. Сопровождение, сделанное «под гармонику», звучит так, как будто гармонисты все время меняют строй своих гармоник.

Сознательно хочет сделать из народной песни свое, новое произведение Михаил Матвеев. Свой сборник он не называет «обработками народных песен», а «вокальными пьесами на темы народных песен». В то же время Матвеев как будто сознательно старается подчеркнуть простоту не только строения песни, но и ее содержания. Большинство песен сборника это лирические любовные песни-романсы: «Можно ли, возможно без печали жить», «Я нигде дружка не вижу», «Взвейся, ваше понесися», и т. п. В них подчеркнута, главным образом, их легкая «чувствительность». Даже лучше всего композитору удаются песни, где он особенно откровенно сосредоточивает внимание на этой легкой поверхностности чувства, как, например, в песне «Прощайте, ласковые взоры». И в песни с серьезным повествовательным содержанием проникают порой элементы этой подчеркнутой «чувствительности», — в каденциях гармонического минора, в ферматах и ritardando на кульминациях и т. д. («Уж как пал туман»). Среди песен сборника выделяется одна, по серьезной драматической выразительности, — свадебная песня: «Матушка, что во поле пыльно?». Текст взят из сборника Прача и Римского-Корсакова, но мелодия иная (дано примечание: «Музыка Михаила Матвеева»), крайне простая, но, в целом, вместе с сопровождением, создающая яркую картину тревоги и плача девушки-невесты.

Своеобразны изменения первоначального образа в обработках Д. Васильева-Буглая. Не чувствуется, чтобы композитор намеренно, сознательно вкладывал что-то новое в замысел народного певца. Он как будто просто слышит песню в какой-то особенно звучной передаче, — не по силе звуков, а по их проникновенности, по значительности интонации; а в этой проникновенной звучности само собой раскрывается то, что скрыто в обычном звучании песни, — своего рода «призвуки», таившиеся в мелодии, в заключенных в ней чувствах и мыслях. Чем меньше в этих обработках преднамеренной изобразительности, тем они выразительнее. Когда Васильев-Буглай вкладывает в аккомпанирующие голоса конкретную образность, — изображение дрожи смутившейся перед барином крестьянки в песне «Вечор поздно из лесочка», жужжание прялки в песне о пряхе и т. п., меньше слышится слитность замысла народного певца с замыслом композитора. Гораздо яснее она, когда музыка сопровождения связывается не с программным значением слов, а только с внутренним значением поэтического и музыкального содержания песни, — тихие голоса-шумы в «Калинушке», суровые вздохи в «Орёлике», издалека доносящиеся звуки свирели в песне «Уж ты, поле мое».

Сведи этих различных, у каждого композитора своеобразных приемов обработки народной песни ни один нельзя счесть совершенным. Можно было бы по поводу многих обработок сделать ряд существенных замечаний. Несомненно, есть порою стандартность в гармониях у Владислава Соколова; отсутствует иногда гармоническая мягкость у С. Кондратьева; в ряде случаев вводятся несоответствующие простоте и сдержанности народной песни чрезмерные подчеркивания выразительных моментов, драматически претенциозные кульминации, — например, у Черемухина в «Лучинушке», у Матвеева в песне «Уж как пал туман» и т. д.

Нельзя также сказать, что композиторами вполне осознаны задачи, которые должны ставить себе соавторы народных певцов.

Простая обработка для концертной

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет