Говорят советские слушатели

В одном из московских дворцов культуры только что закончился музыкальный «Вечер вопросов и ответов», посвященный III пленуму Правления ССК. На нем присутствовало несколько страстных любителей музыки. Вот коренастая фигура инженера Виктора Михайловича С—ва. Ведя ответственную работу, он находит время посещать многие концерты. Его можно видеть и на концертах, в которых впервые исполняются произведения советских композиторов, и на концертах из произведений классиков, и на лекциях. Он внимательно следит за концертной жизнью столицы, так же внимательно, как следит за музыкальными занятиями своего сына-школьника. Сейчас он беседует о новинках советской музыки с преподавательницей литературы одной из московских школ Александрой Ивановной Р—й.

В юности Александра Ивановна готовилась к музыкальной деятельности, но ее жизненный путь сложился иначе: вот уже 26 лет как она преподает литературу. На ее лице, искреннем и непосредственном, — живая реакция на слова собеседника. Она также любит музыку, также не пропускает ни одного интересного концерта, хотя ей приходится иногда до трех часов ночи проверять ученические тетради.

Их разговор внимательно слушает студент Ч—в. Этот юноша обладает редкой для неспециалиста осведомленностью в области музыкальной литературы, выдающейся памятью и необычайно тонким музыкальным чувством. Он со страстной убежденностью критиковал произведения С. Прокофьева, говоря, что новаторскую сущность искусства следует искать в яркости отражения тех или иных новых явлений действительности и что в этом смысле С. Прокофьев «никакой не новатор».

К разговору присоединяется инженер Николай Павлович Б—в (ныне пенсионер), не пропустивший за последние годы ни одной открытой публичной лекции по музыке в Москве и не устающий негодовать по поводу того, что Московская филармония и, с ее легкой руки, Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний прекратили организацию в Москве каких-либо публичных лекций по музыке.

Неизменной участницей «Вечеров вопросов и ответов» является и заведующая библиотекой Дворца культуры, где проводятся «Вечера», Ксения Владимировна Н—а. Она способствовала переводу кружка любителей музыки в библиотеку, добилась, чтобы там были поставлены хороший рояль и радиола.

Ознакомившись с некоторыми участниками кружка, прислушаемся к тому, что они говорят.

— Мне кажется, — говорит Виктор Михайлович С—в, — что нас не могут не радовать прежде всего новизна и значительность тем, которые вдохновляют теперь советских композиторов, так же как и своеобразие многих новых молодых, иногда совсем юных дарований.

Да, советская музыка теперь действительно идет в ногу с жизнью, и источником вдохновения советских композиторов сейчас действительно является наша жизнь. В органической связи с идейным обогащением идет и совершенствование мастерства. В противоположность «мастерству» формалистов, наши композиторы постепенно повышают культуру подлинного мастерства, неразрывно связанного с идейным замыслом и неотделимого от него. Советские композиторы показали, что они освобождаются от формализма и эстетства.

В одном из журналов я читал недавно, что наша широкая, многокрасочная действительность, с ее героикой и счастьем свободного труда, ярко воплощается в произведениях советских писателей. Мне хочется сказать, что этот мир ярко и правдиво отражен уже и в произведениях советских композиторов. И как расширяются теперь наши представления о возможностях музыкального воплощения, как расширяется круг тем, которые могут быть воплощены в музыке!

Конечно, наши композиторы не могут довольствоваться достигнутым, они должны добиваться все большей глубины обобщений, неустанно совершенствовать мастерство, помнить, что задачи, стоящие перед ними, попрежнему исключительно ответственны и велики. Но вместе с тем ясно, что советская музыка является уже искусством большого идейного значения. Советские композиторы начинают свое наступление на поджигателей новой войны, борятся за мир, за дружбу народов, за демократию. Я имею в виду кантату «За мир» А. Маневича. Этот замысел осуществлен Маневичем очень ярко; у слушателя создается ощущение, что идеи и чувства, выраженные музыкальными средствами, устремлены ко всему трудовому человечеству.

А вот другой пример. На пленуме прозвучала искренно и с увлечением написанная симфоническая поэма «Александр Матросов» Б. Нер-

сесова. Мужественная, энергичная поступь, яркие краски оркестра убедительно раскрывают значительность авторского замысла.

Может быть, музыка этих произведений (равно как и некоторых других) не во всем безупречна. Я, не специалист, чувствовал в ней иногда некоторое «многословие». Но в целом очевидно, что уже создается новый советский музыкальный язык, эмоционально напряженный, взволнованный. То жизнеутверждающий, то гневный, то (в соответствии с замыслом) скорбный, этот язык, в противоположность языку, например, фортепианных сонат С. Прокофьева, доходит до сердца и глубоко волнует. Пленум показал, что великие традиции русской классической музыки оказывают благотворное влияние на композиторов братских республик, обогащая их, помогая овладеть средствами реалистического искусства.

Советские композиторы говорят о поэзии и романтике жизни нашей социалистической Родины. Невольно думается: в какой буржуазной стране перед композитором открывается такое богатство и многообразие тем и образов! Не пришло ли время сказать, что в сравнении с этим романтика многих старых мастеров, которых мы очень и очень любим, начинает казаться очень ограниченной?

Советские композиторы вступили на путь социалистического реализма. Они постепенно будут развивать уменье раскрывать в музыке социалистическую сущность нашей жизни, уменье в сегодняшнем дне видеть завтрашний, утверждая наше прекрасное сегодня, выполнять свою миссию советских художников, — этими словами закончил Виктор Михайлович С—в.

— Вы произнесли целую речь, но мне кажется, что в ней слишком много оптимизма, — сказала Александра Ивановна Р—ва. Слов нет, путь, пройденный советскими композиторами, очень велик, и все же не следует умалчивать об имеющихся недостатках. Возьмем, например, «Сюиту на русские темы» Н. Пейко. Я тоже недавно читала в одном из литературных сборников о том, что советские писатели должны неустанно бороться за правильное отношение к народному творчеству. Это, конечно, одна из важн/ейших задач, стоящих и перед советскими композиторами. Чутко вслушиваясь в народный музыкальный говор, они должны уметь творчески претворять услышанное. Совсем недопустимо подходить к народной песне формалистически, декадентски. Между тем Н. Пейко делает это. Он в своей сюите увлекается пустыми вывертами и фокусами, и самая песня превращается у него в побрякушку. Эта манерность, изломанность в обработке простой песенной мелодии вопиющим образом противоречит характеру народного творчества. Как мог Н. Пейко написать такое произведение в наши дни, — просто непонятно!

Меня удивили аплодисменты части аудитории после исполнения «Молдавской рапсодии» М. Вайнберга. В этом произведении мастерство приобретает самодовлеющее значение и, следовательно, становится «мастерством» в формалистическом понимании. В чем замысел этого произведения? Сам композитор, вероятно, не сможет ответить на этот вопрос. Знает ли он, чем живет и дышит сейчас молдавский народ? Советский композитор обязан был дать в таком произведении образы народной жизни. Но вместо этого композитор увлекся внешними оркестровыми эффектами, далекими от подлинного характера народной музыки. Думается, что свое незаурядное дарование тов. Вайнберг направил в этом произведении по неверному пути.

Иногда нашим композиторам недостает глубины в воплощении своих замыслов. Вспомним о русских классиках. С какой глубиной и силой раскрывали они переживания своих героев! Я не почувствовала такой глубины в некоторых из исполнявшихся произведений, получивших высокую оценку в печати. Я не ощутила, например, этой глубины в «Песне о лесах» Д. Шостаковича.

— Я никак не согласен с вами, — возражает Виктор Михайлович С—в. — Сравнивая лучшее из созданного Д. Шостаковичем, например. 5-ю симфонию с «Песней о лесах», испытываешь такое чувство, словно великая, благодетельная сила всколыхнула до самой глубины творческий мир этого талантливейшего композитора.

На место душевной раздвоенности 5-й симфонии пришло яркое воплощение великих образов послевоенной сталинской пятилетки. Живому воплощению этой действительности Шостакович отдает в «Песне о лесах» все лучшее, что есть в его даровании. Я хочу сказать, что в «Песне о лесах» Шостакович действительно нашел тот светлый, просторный мир, который он никак не мог найти в 5-й симфонии.

— И все же я буду настаивать, что при всех достоинствах этого произведения ему нехватает философской глубины, подлинной музыкальной драматургии или, если хотите, подлинного симфонизма (для меня лично понятия музыкальной драматургии и симфонизма почти синонимы). «Песнь о лесах» недостаточно симфонична, ей недостает конфликтности. Пионерская песенка, блестяще исполненная хором мальчиков, очень задорна, песня «Сталинградцы выходят вперед» звучит очень ярко, русские истоки оратории несомненны, но во всем произведении в целом недостает той напряженности развития, без которой немыслимо представить себе воплощение такого величественного замысла. То, что в этом повинен не только Шостакович, но и прежде всего Долматовский, не меняет сути дела. Я ощутила эту глубину драматургии скорее в оратории «Кавкасиони» Мшвелидзе.

Мне хочется, кстати, отметить, что пленум подчеркнул многонациональный характер советской музыки. Замечателен самый факт существования национальных оркестров, замечателен расцвет композиторского творчества братских республик. Я думаю, что такие произведения, как «Кавкасиони» Мшвелидзе, должны приобрести всесоюзную известность. В этом значительном по масштабу произведении есть философская глубина и сила, обобщения, превращающие отраженную в нем действительность в живую ткань подлинного искусства.

— Позвольте и мне вмешаться в ваш разговор, — начал студент Ч—в. — Вы сказали, что советским композиторам иногда нехватает философской глубины. Мне хочется указать, что иногда им нехватает еще настоящего оптимизма. Почему-то в их музыке еще много скорбных интонаций, совершенно неоправдываемых нашей жизнью. Товарищ Сталин в письме к Демьяну Бедному говорил: «Философия «мировой скор-