Выпуск № 4 (99) | 1946 - страница 4

вия невозможно по-настоящему охватить явления музыкального искусства, ни, тем более, поставить их в связь с развитием всего советского искусства и культуры. Возможно, что основные вопросы музыкознания будет целесообразнее всего обсудить на специальной конференции. На такой конференции следовало бы поставить и вопрос о создании наиболее благоприятных условий для подготовки молодых кадров критиков и музыковедов. Возможно также, чта эта конференция сможет явиться тем необходимым шагом, который приведет в конце концов к созданию организации научно-музыкального центра в виде Научно-Музыкального Института, а, быть может, даже и в виде Музыкальной Академии.

В настоящее время научная работа по музыкознанию ведется несколькими организациями: Институтом Истории Искусств Академии Наук, Ленинградским Научно-Исследовательским Институтом Театра и Музыки, консерваториями, Центральным Музеем музыкальной культуры. Следует стремиться к тому, чтобы эффективность работы этих организаций значительно возросла в самое ближайшее время, чтобы их работа была объединена единым планом, направлена единым центром. Отсутствие такого центра, планирующего и руководящего всей музыковедческой работой, очень остро ощущается, как серьезный и большой изъян в музыкальной жизни, а, в то же время, мы вправе требовать от нашей музыкальной науки, чтобы она заняла в мировой музыкальной культуре такое же ведущее положение, какое заняли советское музыкальное творчество и исполнительство.

Чрезвычайно серьезные задачи встают сейчас и перед наиболее боевой областью музыкальной науки — перед критикой. Годы войны оказались годами необыкновенно интенсивного проникновения музыки в самые широкие слушательские слои, годами необычайно возросшего интереса их к музыке; это создало очень благоприятную почву для нового большого подъема музыкальной культуры нашего народа, дальнейшего развития его музыкальных вкусов. Неоценимую роль в этом сыграло радиовещание, интерес к которому в эти годы, естественно, был велик, как никогда. Музыкальные радиопередачи звучали во всех концах нашей страны, воспитывая в народе любовь к музыке, систематически знакомя с лучшими образцами музыкальной классики и современного творчества. Надо отдать должное и работе музыкальных бригад, проводивших шефские концерты в частях Красной Армии, и самоотверженной работе самих музыкантов Красной Армии.

Одна из важнейших задач нашей критики — развитие музыкально-просветительской деятельности, которая должна помочь закрепить эту широкую, поистине общенародную любовь к музыке, способствовать осознанию многих явлений музыкальной культуры, расширить и углубить знакомство с музыкой в широких кругах слушателей. Популярные брошюры, статьи в общей прессе, беседы, лекции, доклады, выступления по радио — любые формы такой работы, подобной уже ведущимся циклам музыкально-образовательных бесед по радио или музыкальным лекториям филармоний, должны всячески стимулироваться и развиваться. Этой области музыковедческой работы, столь же трудной, сколь важной и ответственной, особенно, на новом этапе, до сих пор еще уделяется совершенно недостаточное внимание. Отсутствие Научно-Музыкального Института (Музыкальной Академии) болезненно сказывается и в этой области.

Самым решительным образом мы должны поднять и уровень требований к критике советского музыкального творчества, имея в виду

все разнообразные ее формы — от краткой газетной рецензии до монографической работы крупного объема.

Мы вправе требовать от критиков, чтобы они организовывали общественное мнение вокруг явлений музыки, а не плелись в хвосте, регистрируя факты, после того как общественное отношение к ним уже определилось. Мы требуем от нашей критики высокого профессионального уровня, острого чутья, принципиальности и непрестанной борьбы за высокие идеалы советского искусства, за полноценное художественное воплощение советской современности в образах искусства, за идейную значительность и глубину советского музыкального творчества. Да, именно борьбы, — борьбы, невзирая ни на какие побочные обстоятельства, не боясь кого-либо «обидеть», не поддаваясь гипнозу имени, звания, заслуг и авторитета, не подменяя личными интересами интересов дела.

Ведь не секрет, что подчас мы сами искусственно создаем препятствия, своего рода «тормозы», мешающие развитию критики. То таким тормозом бывает ложное мнение, будто композитор или исполнитель с крупным, авторитетным именем или удостоенный Сталинской премии, не подлежит уже критике; то таким тормозом бывает попросту обывательская боязнь испортить дружеские отношения с критикуемым. Надо ли говорить, сколь все это искусственно и вредно для дела!

Более того: чем крупнее имя композитора или исполнителя и чем большее влияние имеет их деятельность, тем громче должен звучать голос критики, если этот композитор или исполнитель снизил уровень своего искусства или вступил на ложный путь. То, что мы иной раз простим среднему музыканту, мы не можем прощать тому, кто, являясь признанным мастером, обязан быть примером и образцом для других.

Не надо забывать, что наш народ с большим доверием относится к нашей печати и, порой, неискушенный слушатель музыки, быть может, больше поверит напечатанному слову, чем своему, еще не изощренному восприятию. И поэтому, выступая в печати, критик никогда не должен забывать, что он пользуется в этот момент самым могучим орудием воспитания народа, орудием, для определения правильности применения которого есть только один критерий — правда.

В своей статье «Об искренности в критике» Чернышевский писал: «...Если перед вами два романа, отличающихся фальшивою экзальтациею и сантиментальностью, и один из них носит имя неизвестное, а другой имя, пользующееся весом в литературе, то на который вы должны напасть с большею силой? На тот, который более важен, т. е. вреден для литературы». Перенося это общее положение на схожие по идее, по замыслу и по характеру недостатков поэмы «поспедственного писаки», с одной стороны, и великого Гёте, с другой, — Чернышевский пишет: «Очень хорошо поступили бы вы, если б, бывши немецким критиком шестьдесят лет тому назад, излили всю желчь негодования на эту вредную поэму (речь идет о поэме Гёте «Герман и Доротея» — Ред.), отказались бы на время слушаться мягких внушений вашего глубокого уважения к имени того, кто был славою немецкого народа, не побоялись бы упреков в запальчивости, в опрометчивости, в неуважении к великому имени и, холодно и коротко сказав, что поэма написана очень хорошо (на это найдутся сотни перьев и кроме вашего), как можно яснее и резче напали бы на вредную сантиментальность и пустоту ее содержания, постарались бы, насколько сил ваших достанет,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание