Выпуск № 3 (9) | 1934 - страница 28

В соответствии с указанной сменой интонаций содержания песен революционных разночинцев значительный интерес приобретает показание А. В. Низовкина в деле «193-х». Он свидетельствует о том, что «заводские рабочие» предпочитали исполнять городские песни («романсы»). Сравним с этим замечанием напечатанное в лавровской газете «Вперед» (1876, № 33) стихотворение «Не трава в степи колышется» на напев варламовского романса: «То не ветер ветку клонит», с редакционным примечанием о том, что автором этого стихотворения является рабочий.¹ Это первое написанное рукой рабочего и напечатанное стихотворение, использующее напев бытового городского романса, подтверждает факт произошедшей смены песенных интонаций.

Эта смена обусловлена всем ходом экономической и общественной эволюции России. Рушится традиционный уклад старой деревни. Растет антагонизм между нею и капитализирующимся городом. Интенсивное развитие городской (буржуазной) культуры и отрыв ее от предшествующей дворянско-помещичьей традиции способствует также постепенному вытеснению старинной крестьянской песни новым мещанским романсом. «Мы заметили, — пишет собиратель солдатских песен Е. К. Альбрехт в конце 80-годов — «как за последние 20 лет запас собственно военных и солдатских песен постоянно уменьшался и вместо них начали распространяться романсы».² Дальше Альбрехт указывает, что поворотным моментом в этом отношении явилась Крымская кампания 1853–1856 гг. Аналогичное замечание мы читаем и у С. В. Максимова в его богатом материалами труде «Сибирь и каторга».³ И здесь среди сибирских каторжан старинные разбойничьи песни (приписываемые Степану Разину и разбойнику Ивану-Каину) вытесняются новыми. Поэзия и лирика городского мещанства (Цыганов, Кольцов, Полежаев) находят себе в среде пролетаризирующегося крестьянства, в среде фабричных, в армии и в арестантской общине горячий отклик. Композиторы Алябьев (1787–1851) и Варламов (1801–1848) были наиболее яркими представителями этой новой песенно-романсной струи. Следующее за ними поколение музыкантов — Булахов, Вильбоа, Дюбюк и др. — расширяют круг привычных интонаций крестьянской песни, усвоенных и по-своему переработанных городской мелкобуржуазной средой.

Именно в использовании интонаций этой мелкобуржуазной «разночинной» лирики заключается отличие вольных песенников 70-х годов от более ранних, созданных под либерально-дворянским влиянием. Примерно в то же время и — как мы увидим далее — под тем же влиянием формируются и крепнут интонации оригинальных мелодий революционных народовольческих песен, созданных в кругах буржуазной и крестьянской демократии. Перейдем сейчас к рассмотрению этих песен.

2

Новые агитационные тексты на мотивы крестьянских песен не только служили пропагандистским целям, но частично обслуживали и музыкальные потребности самой революционной среды. Общеизвестно, что хоровое пение неизменно сопутствовало всем собраниям радикальных студенческих и революционных кружков. Естественно, что потребность в новых песнях, по теме и эмоциональной насыщенности своей отвечавших идейным запросам данной среды, была чрезвычайно велика. Н. А. Морозов говорит о том сильном впечатлении, которое производила на него «идейная» песня, — где был призыв «на борьбу за свет и свободу».⁴ Об исключительном воздействии на него агитационной литературы, равно как и самих революционных песен, говорит также и рабочий П. Моисеенко, руководитель знаменитой морозовской стачки 1885 г. Тот же Моисеенко вспоминает, как потрясены были не только его товарищи по тюрьме, но и караульные солдаты вместе со своим начальником, исполнением знаменитой песни «Утес Стеньки Разина», незадолго до того сложенной. «И даже сейчас, — прибавляет автор воспоминаний в 1922 г., слушая ее, я чувствую в себе прилив энергии».⁵ Эта исключительная сила эмоционального и психологического воздействия поэзии и музыки революционного прошлого несомненно способствовала созданию литературы художественно-агитационного порядка. Революционеры-разночинцы усваивали идеологически наиболее близкие им романсы, вроде: «Нас венчали не в церкви» («Свадьба») Даргомыжского, на текст Б. Тимофеева,⁶ «Новгород»

_________

¹Стихотворение это перепечатано в вольных песенниках 1899 и 1902 гг.

²«Сборник солдатских, казацких и матросских песен», П. 1894, стр. VIII.

³П., 1871.

⁴«Русское богатство», 1906, кн. 5, стр. 113.

⁵«Воспоминания», М. 1924, стр. 8, 40–42.

⁶«К 60–70-м годам относится наибольшая популярность этого романса», подтверждает П. Якубович. Ср. «Русская муза», 1908, стр. 293.

О. Дютша на слова Губера,¹ романс К. Вильбоа «Нелюдимо наше море» («Моряки») на слова Н. Языкова;² несколько позже широко распространяется песня «На старом кургане» В. Калинникова (изд. в 1888 г.) на слова Никитина, и мн. др.

Я упомянул здесь наиболее известные произведения романсной литературы, которые распевались в революционных кружках 60–80-х годов. Помимо того, конечно, были в большом ходу и песни мало известных, а иногда и вовсе неизвестных композиторов, стиль произведений которых, однако, весьма определенен. Нас не должна удивлять популярность этой мещанской лирики — правда, в ее лучших, эмоционально наиболее насыщенных образцах — в революционной среде. Ибо этот новый вокальный стиль городской мелкой буржуазии вполне соответствовал художественным идеалам революционных разночинцев. «Если мы присмотримся, — говорит М. Н. Покровский, — к той пестрой массе, из которой наполнились ряды революционеров 60–70-х годов, то чаще всего найдем здесь детей духовенства, чиновничества — особенно провинциального, — низших офицеров, небогатых помещиков».³ Эта среда, естественно, определила собой и «слуховые навыки» революционных народников. Недаром вспоминает Лукашевич, приехавший из деревни в московский кружок чайковцев в 1873–74 г., то «смутное впечатление некого аскетического конфуза по поводу чрезмерного преобладания там музыки и пения, да еще пения-то «цыганского»...» ⁴

Это влияние цыганской манеры пения, сказавшееся в известной нотке «надрыва», станет еще более очевидным, если мы вспомним тот «сподвижнический характер», который приобретала идея «служения народу» в глазах молодежи 60–70-х годов. В. И. Засулич говорит, что мечты о «подвигах», о великой борьбе в стане «погибающих за великое дело любви», были неразрывно спаяны у ее современников с мыслью о гибели, о страдании.⁵ Недаром любимейшим произведением шестидесятников была «Исповедь Наливайки» Рылеева с ее знаменитым четверостишием:

«Погибну я за край родной,
Я это чувствую, я знаю.
И радостно, отец святой,
Свой жребий я благословляю».

Этот «надрывный тон» по мере роста и укрепления рабочего революционного движения постепенно исчезал из «вольных стихов», сменяясь большей эмоциональной напряженностью. Но окончательное его исчезновение может быть отмечено только в социал-демократических рабочих песнях борьбы — в тех массовых песнях, где железная ритмическая поступь марша организует и активизирует интонации песни. Чрезвычайно велико в этом процессе активизации песенных интонаций значение революционной студенческой среды, в недрах которой возникли напевы многих народнических песен.

В конце 50-х годов происходит сильная радикализация студенчества. Крепнет все растущий контингент разночинной интеллигенции в университетах. В 1861 г. проносится первая волна студенческих беспорядков, перекинувшаяся из Петербурга в Москву, Казань, Харьков и другие университетские города. Количество подобных политических демонстраций со временем возрастало. Отдаленность от столичных центров сделала Казанский университет главным очагом «разночинного» влияния. Вместе с тем, близость к Сибири еще более способствовала радикализации политических убеждений его студенчества. Тем большую ценность приобретает для нашего исследования сборник «Песен казанских студентов 1840–1868 г.», собранных А. П. Аристовым.⁶ Богатый материал для выводов о произошедшей смене интонаций дает сравнение данных песен с упомянутым выше более ранним сборником «Студенческих песен 1825–1855 г.», собранных гр. А. В.

Перед нами два любопытнейших документа эпохи. Более ранний из них (1825–1855 г.) продолжает эпикурейскую традицию застольных песен военно-дворянской аристократии.

_________

¹В «Повестях моей Жизни» (т. IV, стр. 21) Н. А. Морозов рассказывает, как известный народоволец Ю. Богданович однажды в 1878 г. «запел от радости популярный романс Губера».

²Н. А. Морозов рассказывает о том сильном впечатлении, которое производил на него и его товарищей припев этой песни, заканчивающийся словами:

«Но туда выносят волны
Только сильного душой»....

(„Русское богатство“, 1906, кн. 7, стр. 108. В оригинале стихов Языкова текст в этом месте несколько иной).

³«Русская история в самом сжатом очерке», стр. 168.

⁴«Былое», 1907, № 3, сноска на стр. 20. Автор воспоминаний А. О. Лукашевич (р. 1855) с 1871 принимал активное участие в революционном движении, был осужден по процессу «193-х».

⁵«Воспоминания», стр. 15.

⁶Издан на средства Казанского университета, П. 1904, содержит 52 песни, преимущественно с музыкой неизвестных авторов.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

2

Содержание