Выпуск № 3 (9) | 1934 - страница 33

песен Варламова, лирики Кольцова, Лермонтова и даже — М. Михайлова. Большинство бытовавших на каторге песен было создано «местными» поэтами и певцами начала и середины прошлого века. Известен даже целый ряд подобных острожных лириков, среди которых некоторые обладали незаурядным художественным дарованием (Мокеев, Горкин, Гусев и др.).¹ Но вне зависимости от художественной значимости отдельных произведений и талантливости их авторов необходимо отметить, что здесь формируется своеобразный и яркий стиль творчества люмпен-пролетарской среды. Знакомство с ним оказывает значительное влияние на развитие революционной песни.

В 1877 г. выходит в Женеве сборник «Из-за решетки» со стихами Н. Морозова, С. Синегуба и др.

Самое заглавие сборника указывает на его содержание. Разгромлен первый этап народовольческого движения. Лучшие революционные силы попали на скамью подсудимых в больших процессах «50-ти» и «193-х». Мотивы тюремной лирики приобретают теперь главенствующее значение в народовольческой поэзии. И в дальнейшем, в тяжелые годы реакции, последовавшие за разгромом Народной воли в 1884 г., — они принимают подчас даже упадочно-пессимистический характер (поэзия П. Якубовича, В. Тана, Н. Минского и др.). Естественно, что данная тематика весьма способствовала отображению и переработке образов и интонаций арестантской (острожной) поэзии. Анархический призыв к «свободушке», «волюшке» вместе с неорганизованным бунтарским протестом против установленного порядка вещей — протестом арестанта против горькой доли своей — находит и у политических заключенных и ссыльных горячий отклик. Таким образом, в революционной среде начинают бытовать песни «острожного фольклора». Укажу на наиболее известные из их числа, как то: «Славное море, священный Байкал» или «Александровский централ», приведенные в сборнике Издательства политкаторжан. Но, конечно, здесь имело место не только простое усвоение напевов сибирских каторжан, но и своеобразное перефункционирование их содержания. Революционная среда по-своему усвоила острожные образы и интонации, вкладывая в них свои чувства и мысли, выковывая исключительный по силе выражения стиль массовой песни. Как на пример подобного перефункционирования укажу на знаменитую песню «Казнь», начинающуюся словами:

«Загремела труба,
повалила толпа
в поле чистое»...

Песня эта была широко распространена среди петербургских рабочих второй половины 70-х годов и «часто даже среди рабочих, стоявших довольно далеко от революционных организаций».² Любопытно притом, что песня эта, обычно связываемая с казнью революционера Валериана Осинского в 1879 г., распевалась еще до того с припевом, где в последнем куплете революционного варианта песни, вместо имени Осинского «Валерьян, Валерьян», пелось: «Вальдемар, Вальдемар». Нам кажется вполне вероятным факт усвоения рабочими этой песни, по своей лиричности столь близкой острожным напевам. Поэзия последних, как известно, сильно тяготела к разного рода «аристократическим», «возвышенным» именам и эпитетам. Этим обстоятельством по всей вероятности и объясняется факт проникновения в эту песню «Вальдемара».³

Влияние интонаций острожных напевов на революционную песню прежде всего сказалось в указанном выше характерном интонационном подъеме, осуществляемом «рывком» голоса (см. прим. 5). Но, в отличие от либерально-разночинческих песен, типа «Слу-шай» П. Сокальского, подъем этот приобретает здесь более плавный, более поступательный характер. От лучших образцов острожной лирики революционная песня усваивает протяжность «большого дыхания», но протяжность весьма отличную от напевов старинных «долгих» крестьянских песен:

_________

¹Подробнее о них см. у С. В. Максимова — «Каторга и ссылка». П. 1870.

²«Народоволец», Лондон, 1903. № 4.

³Конечно, тут же необходимо отметить и обратное воздействие революционной лирики на острожную. Выше — со слов Н. Ядринцева — было указано на популярность в уголовной Сибири стихов революционера М. Михайлова. Характерный пример усвоения арестантской средой напевов, пришедших в острог от революционеров, представляет собой знаменитая «Ах ты, доля, моя доля», первоначальный текст которой написан Дм. Клеменцем на мотив крестьянской «Сторона ль моя, сторонушка» (впервые напечатан в народовольческом «Сборнике новых стихов и песен», 1873 г.). Напев еe на каторге подвергался значительным изменениям и в таком виде был напечатан В. Гартевельдом в собрании песен сибирских каторжан (1908 г.).

Пример 7

Безусловно, ритм совместной работы в остроге, ритм тяжелой поступи ссыльных, гонимых этапом — тяжелого шага скованных кандалами людей, — придал этим напевам тот характер ритмической четкости, который способствует созданию впечатления исключительной эмоциональной сосредоточенности. Эта сконцентрированность музыкального образа, в отличие от «ветвистого», подголосного сложения протяжной крестьянской песни, была продуктивно усвоена и разработана лучшими народовольческими песнями, и в том числе наиболее знаменитой из них: «Замучен тяжелой неволей».¹

В этих песнях маршеобразность движения сочетается с широким рисунком напева. Но в то же время большой и плавный интонационный подъем, дающий как бы вздох полной грудью (большей частью — скачком голоса на интервал сексты) ниспадает тяжелой поступью, подчеркивающей каждую ноту мелодии:

Пример 8

Пример 8а

Этот тип народовольческой песни с начала 90-х годов вытесняется революционными песнями другого склада. Ширящееся массовое марксистское рабочее движение выдвигает новые песенные интонации. Их характер окончательно сформировывается на грани XX века и закаляется в первой революции 1905 года. Анализу этих песен должна быть посвящена специальная работа.

_________

¹ Песня эта была известна также под названием «Последнее прости». Текст ее, написанный на смерть погибшего в 1876 г. в тюрьме студента Чернышева, был в том же году напечатан в заграничном издании газеты «Вперед», № 33. Авторство его приписывается П. Лаврову или Г. Мачтету.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример 7

Пример 8

Пример 8а

Содержание