Выпуск № 3 (9) | 1934 - страница 23

в которую Глинка так умело облекал свои сказочные, фантастические образы. Отчетливо проявляются у Глинки и моменты натуралистического порядка (изображение конской скачки в аккомпанементе трио из I акта «Руслана», бой Руслана с Черномором, из романсов — «Попутная песня», «Жаворонок» и т. п.), налет салонного эстетизма, типичный для большого количества произведений Глинки — особенно доруслановского периода (достаточно указать на многие из его ранних романсов, Вальс G-dur, «Вальс-фантазия» и т. п.).

Таким образом, никогда не проявляясь в чистом, развернутом виде, реализм в творческом методе Глинки проявился в сравнительно небольшом количестве его произведений. Кроме уже упомянутого выше общего характера трактовки типов в «Руслане», симфонических увертюр (особенно «Арагонской хоты»), в этом смысле следует остановиться на некоторых его последних романсах («Ты скоро меня позабудешь», «Не говори, что сердцу больно»), где драматический реализм ярко окрашивается в тона психологизма.

И все же первые шаги Глинки в области музыкального реализма сыграли огромную роль в дальнейшем развитии русской музыки.

Это случилось потому, что реалистическая тенденция была ведущей во всем развитии русского искусства в эпоху, связанную с выходом на историческую арену второго поколения русских революционеров.

9

Несомненно, что Глинка был далек от идей, связанных с деятельностью первого поколения русских революционеров, т. е. от декабризма.

Характерно, что Глинка был совершенно чужд декабристскому движению. Вот как он сам описывает события 14 декабря 1825 г., свидетелем которых он был:

«Декабря 14 рано утром вышел к нам старший сын Линдквиста (бывшего у нас инспектором в пансионе); мы пошли на площадь и видали, как государь вышел из дворца. До сих пор у меня ясно сохранился в душе величественный и уважение внушающий вид нашего императора. Я до тех пор никогда не видал его. Он был бледен и немного грустен; сложив спокойно руки на груди, пошел он тихим шагом прямо в середину толпы и обратился к ней со словами: “Дети, дети, разойдитесь!”¹ Мы пробыли на площади несколько часов, потом я, вынужденный голодом (ибо не завтракал), отправился к Бахтуриным. Может быть, это по-видимому неважное обстоятельство спасло меня от смерти или увечья: вскоре раздались пушечные выстрелы, направленные против мятежников».²

Не будем останавливаться здесь на чудовищном искажении фактов, на совершенно обывательском представлении Глинки о событиях, которые он описывает. Здесь важно отметить другое: весь верноподданнический тон его повествования свидетельствует о том, что он ни в какой мере не был на стороне «мятежников», несмотря на то, что со многими из них был близко знаком, а декабрист В. К. Кюхельбекер был даже одно время его гувернером. При этом не нужно забывать, что приведенный отрывок из «Записок» Глинки относится не ко времени близкому к декабристскому восстанию, когда Глинка должен был бы соблюдать какую-либо особую осторожность в своих интимных записках, но к 1854 г., что свидетельствует о неизменности отношения Глинки к декабристам на протяжении всей его жизни.

Следует отметить, что «Записки» Глинки, так же как и его письма, представляют собой довольно яркий образец обывательского отношения к действительности. Написанные живо, темпераментно, местами очень тепло и искренно, кое-где не без юмора, они нигде не выходят за пределы узко личных событий, интересов и переживаний; лишь в очень немногих местах Глинка пытается подняться до каких-то обобщений, и то очень незначительных. Темы, которых касается Глинка, — это его болезни, всякие домашние обстоятельства, «подвернувшиеся» красивые барыньки, семейные дрязги с женой и тещей, квартирные дела и прочее в таком же роде.

Музыке Глинка отводит довольно большое место и в письмах и в «Записках». Он постоянно отмечает, когда и где им были написаны и какие произведения, много пишет о своих музыкальных занятиях, в частности с Деном, подчеркивает серьезность их, рассказывает о своих встречах с крупнейшими музыкантами его времени — Мендельсоном, Берлиозом, Листом, Мейербером, но за всем этим нет ни тени осознания общественной значимости искусства, представления об его идейном содержании. И здесь Глинка является глубоко противоположным околодекабристскому поколению художников.

_________

¹Курсив Глинки.

²М. И. Глинка, «Записки», изд. «Academia» 1930, стр. 72–73.

Ему глубоко чужды непосредственно гражданские мотивы, свойственные напр. Пушкину, тем более — Рылееву, так же как и типичное для них философское осознание искусства, чрезвычайно ярко выраженное у самого позднего представителя околодекабристских идей и художественных традиций — Баратынского, хотя бы в его известном стихотворении, написанном уже в 1840 г.:

«Все мысль, да мысль! Художник бедный слова!
О, жрец ее, тебе забвенья нет;
Все тут, да тут и человек, и свет,
И смерть, и жизнь, и правда без покрова.
Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним чувственным, за грань их не ступая.
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но перед тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная».

В такой же мере чужд Глинка программной установке позднейшего демократического искусства, в области музыки ярко выраженного словами Мусоргского:

«Искусство не цель, а средство беседы с людьми».

«Не музыки нам надо, не слов и не резца, нет, чорт бы вас побрал, лгунов, притворщиков — мысли живые подайте, живую беседу с людьми ведите. Красивенькими звуками не обойдете».

Восставая против «безусловной красоты», «соловьев», — «кущей лесных и лунных воздыхателей», Мусоргский говорит: «Не в этом оправдание художника, — жизнь, где бы ни сказалась, правда, как бы ни была солона, смелая искренняя речь к людям — вот моя закваска, вот чего хочу...»

У Глинки предел осознания общественного значения своего творчества мы находим лишь в формуле его национальной значимости. В своем письме к А*** Т***,¹написанном в 1834 г., он пишет о предполагаемой им опере:

«Главное состоит в выборе сюжета. Во всяком случае он будет совершенно национальный. И не только сюжет, но и музыка: я хочу, чтобы мои дорогие соотечественники были тут как у себя дома и чтобы за границей меня не принимали за выскочку, за гордеца, рядящегося как ворона в павлиньи перья».

Как видим, формула эта очень неотчетлива и не идет ни в какое сравнение ни с заостренными установками околодекабристского искусства, ни, тем более, с исполненными гнева и ненависти песнями художников-демократов.

Национальный русский композитор Глинка ищет в 30-х годах лишь «национального сюжета». Не менее, а гораздо более национальный русский поэт Некрасов ищет не национального сюжета, а слов и образов, бичующих национальный позор, национальное убожество, гнетущее Россию самодержавно-помещичье ярмо. Уже в одном из ранних своих стихотворений «Родина» (1846 г.) Некрасов, отнюдь не выходя за рамки «национального искусства», выступает как воинствующий демократ. Беспощадно срывая эстетский флер с «национальной» дворянско-помещичьей крепостнической идиллии, Некрасов пишет о своей родине:

«И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь моих отцов, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства.
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житыо последних барских псов».

И далее:

«И с отвращением кругом кидая взор,
С отрадой вижу я, что срублен темный бор,
В томящий летний зной защита и прохлада,
И нива выжжена и праздно дремлет стадо,
Понурив голову над высохшим ручьем,
И набок валится пустой и мрачный дом».

До конца своей жизни Глинка был чужд такого рода отношению к российской действительности. Его «передовитость» и либерализм были чрезвычайно далеки от высокого идейного уровня демократического искусства. Вместе с тем неправильно было бы себе представлять, что мировоззрение Глинки на всех этапах его жизни и деятельности оставалось неизменным.

10

Как в своем мировоззрении, так и в своем творческом развитии Глинка пережил четыре основных этапа.

Первый из них продолжается от начала сознательной творческой деятельности, т. е. примерно с 1822–1824 гг. до резкого перелома, происшедшего в художественном мировоззрении Глинки во время его первого пребывания за границей. В этом первом своем творческом периоде Глинка — типичный представитель дворянско-аристократического общества, и притом явно антидекабристского толка. И дело не только в том, что он вращается в это время в среде «блестящей», «великосветской» молодежи (князь Голицын,²

_________

¹Кто такой А*** Т***, до сих пор не установлено.

²На слова которого Глинка написал ряд романсов.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

9

10

Содержание