Выпуск № 4 | 1940 (78)

вое значение. Диссонирующие сочетания (нередко диссонирующие интервалы, на которые расщепляются аккорды) становятся результатом движения голосов, как бы разрешением. Они «застывают» (в силу своей диссонантности) в приглушенном звучании, и это производит впечатление таинственного.

Утонченный характер 9-й сонаты сочетается с принципом динамического развития. Уже в начале ее — в главной партии:

Прим. 6

 

в призрачном движении голосов таятся яркие интонационные обороты, преимущественно полутоновые тяготения и терцовые ходы. В побочной партии они становятся более индивидуализированными, но и более плавными и приглушенными. Эта тема приобретает большую роль в общем развитии. Скрябин определил ее как «дремлющую святыню» и обозначил ремаркой «langueur naissante» («возникающее томление»). В разработке все сильнее и сильнее становится нарастание: оно прорывается в репризе, подобно яростному урагану, вихрю и приводит к «преображению» побочной партии — как результату и кульминации всего развития.

В побочной партии репризы исчезают плавность мелодической линии, приглушенность и мягкость звучания. Появляются угловатые скачки, компактная и резкая звучность. Сдерживаемое чувство томления («langueur naissante») искажается, превращается в гротеск, издевку. Сам композитор охарактеризовал эту побочную партию репризы как «шествие злых сил, или кошмар, или наваждение». Такое толкование образа и его «преображение» также очень типичны для символистов: у многих из них гротеск является как бы результатом неясных, призрачных стремлений.

После побочной партии, массивной и компактной, в 9-й сонате вновь появляется призрачность звучания. Она зарождается уже в побочной партии — в виде трелей, развивается в эпизоде Piu vivo — вихре, исчезающем в бездне.

В 10-й сонате завершается эволюция образов, характерных для скрябинских сонат. Как и 9-я, она утонченна по звучанию, вся соткана из призрачных, хрупких нитей — полифонически сплетающихся мелодических линий. Но в ней особое значение приобретает игра регистров фортепиано. Голоса появляются в басу, заполняют средние регистры, звучат затем в высоте и, наконец, объединяются в одновременном сочетании (см. прим. 7).

Такая многоплановость голосов создает ощущение пространства, отмеченное нами еще в 4-й сонате. Но если в 4-й сонате один голос доминировал, а другие составляли фигурацию, то в 10-й сонате все объединяемые голоса наполнены мелодическим содержанием. Она вся состоит из выразительных оборотов, преимущественно полутоновых и терцовых (как и в 9-й сонате), словно растворяющихся в пространстве.

Прим. 7

Если развитие образов в 9-й сонате порождало гротеск, мрачное наваждение, то 10-я соната вся пронизана радостными ощущениями. Полутоновые интонации начала сменяются трелями и тремоландо на фоне красочных аккордов; в побочной партии звучит яркое экстатическое восклицание, а конечная цель развития, кульминация, олицетворяет свет и ликование:

Прим. 8

«Здесь ослепительный свет, точно солнце приблизилось. Здесь уже есть это задыхание, которое чувствуется в момент экстаза. Оно было уже в зародыше в 4-й сонате, там тоже есть задыхание от лучезарности, такая окрыленность и свет», — так объяснял сам Скрябин этот эпизод. Эта лучезарность, это сочетание радостного порыва и ощущения ослепительного света определяют характер звучания в 10-й сонате. Они появляются во многих других поздних сочинениях Скрябина и находят свое яркое воплощение в «Поэме огня».

Так же как и в 9-й сонате, компактность и сила звучания кульминации сменяются призрачностью. Конец вновь приводит к исходной теме — загадочному и призрачному образу вступления.

10-я соната представляет собой особый этап в творчестве Скрябина. В ней претворены свойственные всем его поздним произведениям образы томления и хрупкости, экстаза и волевого устремления. Однако одно

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет