Выпуск № 12 (74) | 1939 - страница 29

Не следует думать, что все чисто инструментальные сочинения, показанные на декаде, были плохи. Многие из них обладают выдающимися художественными достоинствами. Укажу, например, на уже получивший широкую известность фортепианный концерт Хачатуряна, являющийся пока лучшим советским фортепианным концертом и блестящим образцом советского симфонизма.

Положительной оценки заслуживает также симфония Мурадели, не свободная от многих недостатков, но заключающая в себе полноценный героический образ, выражение больших, сильных чувств.

Из показанных на декаде новинок хочется выделить интересную сюиту А. Крейна — «Лауренсия» и сюиту В. Гокиели «Витязь в тигровой шкуре».

Отрадное впечатление оставил также концерт Мосолова. Этот композитор в течение ряда лет был известен как автор многих заумных произведений. Концерт для арфы доказал, что Мосолов может писать музыку вполне понятную и очень неплохую. Лучшая в концерте — первая часть, выдержанная в мягких элегических тонах. Она основана на очень искренних напевных мелодиях (немного в стиле лирических тем 3-го фортепианного концерта С. Прокофьева) и сочетает тонкую колоритную оркестровку с удачным использованием ресурсов арфы. Остальные три части несколько неровны. Так, в финале наряду с яркой беззаботно-веселой главной темой есть безличная, водянистая музыка (вторая тема). В общем же концерт является ценным вкладом в небогатый репертуар советских арфистов.

Несколько противоречивое впечатление оставил впервые исполненный фортепианный концерт Б.Шехтера. В этом сочинении много блеска, яркой красочности. Особенно эффектно звучит финальная часть. Но этот блеск носит довольно внешний характер и не сочетается с глубиной и яркостью внутреннего содержания. Основные образы концерта, при большой эмоциональной насыщенности, не заключают в себе глубокой и оригинальной мысли, будучи чрезмерно зависимыми от тематики и круга образов рахманиновских концертов. В концерте отсутствует стройная идейная концепция — основной недостаток этого в своем роде яркого произведения.

На декаде исполнялись 5-я и 6-я симфонии Шостаковича. Исполнения этого последнего произведения музыкальная общественность ждала с особым интересом. Симфония, блестяще сыгранная Госуд. оркестром Союза ССР, под управлением Е. Мравинского, стала предметом горячих споров. О ней высказывались самые различные, порой резко противоположные мнения.

Прежде чем высказать первое впечатление о 6-й симфонии Шостаковича, мне хотелось бы вернуться к его 5-й симфонии, чтобы попытаться окончательно уяснить ее значение в развитии советского симфонизма.

Шостакович писал, что его 5-я симфония — произведение автобиографическое и, следовательно, в какой-то мере субъективное. Это последнее обстоятельство само по себе отнюдь не является чем-то предосудительным. Все дело здесь в умении композитора поднять личное, субъективное содержание до уровня философского обобщения, до уровня общечеловеческих проблем. Не всем удается это: вспомним хотя бы симфонию А. Веприка, впервые исполненную на декаде. Было бы неверно объяснять ее неуспех лишь малоудачным исполнением. Выражая глубоко субъективные мысли и чувства, Веприк не смог сделать их интересными и значительными для широкого слушателя. В результате то, что для самого художника является

очень близким и родным, слушателя не трогает, не волнует. Симфония воспринимается как личный «дневник», но не как мемуары большого общественного значения. Вот почему при всем своем стремлении к философской глубине, Веприку не удалось создать произведения подлинно философского. И это — несмотря на глубокий замысел, большое профессиональное умение.

Иную картину видим мы в 5-й симфонии Шостаковича. Ее содержание имеет не только личное, субъективное, но и общечеловеческое значение. Ее тема является одновременно и автобиографией, и философской проблемой становления личности. В итоге — редкое сочетание искренности, конкретности и эмоциональной непосредственности с философской глубиной мысли.

Тема 5-й симфонии Шостаковича — это в конечном счете переделка человека, перевоспитание человеческой психики. Композитор развертывает перед нами картины упорной, настойчивой, а порою мучительной борьбы за «нового человека». Руководящую роль в этой борьбе играют воля и разум. Воле и разуму противопоставлен мир трагических и, если хотите, «гамлетовских» эмоций, мир сомнений, разочарований, тягостных душевных конфликтов. Задача, которую стремится разрешить (и разрешает) «герой» симфонии, заключается в том, чтобы силою воли победить эту раздвоенность и стать цельной, духовно крепкой личностью.

В нашу великую эпоху, когда миллионы людей, переделывая мир, в то же время переделывают себя, когда борьба со старыми пережитками в нашем сознании является важнейшим общественным делом, когда рождается новое социалистическое мироощущение — тематика, подобная тематике 5-й симфонии, не может не быть жизненной и актуальной.

Написав 5-ю симфонию, Шостакович оказался в затруднительном положении композитора, на которого возлагаются сверх-большие надежды. Многие ждали, что Шостакович почти немедленно создаст новое большое произведение, которое по своим достоинствам не только не уступит 5-й симфонии, но даже превзойдет ее.

Между тем, было бы странным требовать, чтобы новая симфония Шостаковича непременно была такой же грандиозной, как 5-я, и заключала бы в себе дальнейшее развитие тех философских мыслей, которые высказаны в 5-й. Не было бы ничего плохого в том, если бы 6-я симфония оказалась в творчестве Шостаковича своего рода «лирическим интермеццо», не претендующим на особенную значительность и глубину. Линию, наметившуюся в 5-й симфонии, Шостакович имеет полное право продолжать не в 6-й симфонии, а в 7-й или даже в 8-й.

Наиболее сильное впечатление в 6-й симфонии оставила, по-моему, первая часть (Largo). Когда я слушал ее, мне показалось, что Шостакович смог создать произведение, стоящее на уровне 5-й симфонии и являющееся ее непосредственным продолжением. О родстве с 5-й симфонией говорит и общий углубленный философский характер этого Largo, и некоторые стилистические черты музыкального языка. Но здесь не было простого «повторения пройденного», не было топтания на месте. Если аналогичные образы 5-й симфонии (в частности образы ее Largo) носили трагический, скорбный, а порою даже несколько болезненный характер, то в Largo из 6-й симфонии нет ничего трагического, скорбного и тем более болезненного. Напротив, в этой суровой, мужественной музыке есть много душевной крепости и силы. Создается ощущение, что Шостакович, выразив в 5-й симфонии свои трагические переживания, получил теперь возможность размышлять спокойно, без «надрывов», без мучительных сомнений

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание