подаватели давали уроки у себя дома; большинство путешествовало по квартирам учеников, не считаясь с расстоянием. Страшно было подумать о болезни... Даже известный композитор Шимановский, прекрасный педагог, создатель польской творческой школы, не был обеспечен материально. Зато после его смерти польское правительство устроило ему «пышные» похороны.
В музыкальную школу в Гродно, принадлежавшую польскому музыкальному обществу, не принимали детей-евреев.
Наибольший рекорд подобной погромной тенденции побило организованное в 1935−1936 г.г. в Варшаве так называемое общество распространения музыки — «Ормуз». Оно строило свою исполнительскую музыкальную деятельность на двух пунктах устава: 1) на недопущении в члены общества исполнителей-евреев и 2) на запрещении членам общества выступать в еврейских учреждениях, школах и домах. «Ормуз» был, пожалуй, единственной музыкальной организацией, не стеснявшейся в средствах. Очевидно, благодаря этим пунктам устава общество получало от бывшего польского государства большие денежные субсидии.
Среди работников музыкального искусства существовала постоянная вражда, — особенно между стариками и молодежью. Для последней доступ к искусству был крайне затруднен; всюду ей ставили рогатки и чинили препятствия. Поражает страшная разобщенность людей, ничего не знавших за пределами своего круга деятельности...
С каждым днем потоки беженцев все больше и больше заполняли города Западной Белоруссии. Среди них было изрядное количество музыкантов: профессор Малишевская — дочь умершего композитора Малишевского; певица Ярецкая, окончившая парижский университет и варшавскую консерваторию; пианист Аронович, получивший виртуозный диплом варшавской консерватории и учившийся в Париже у знаменитого пианиста Корто; скрипач Гутман, окончивший с отличием варшавскую консерваторию; пианист Калецкий, знакомый советским слушателям по гастролям в Москве и Ленинграде (он аккомпанировал нашим скрипачам на конкурсе имени Венявского в Варшаве); композиторы Столов, Тетельбаум, Вольберг и другие. Было много способной учащейся музыкальной молодёжи.
В городах Западной Белоруссии, занятых Красной армией, имелись значительные музыкальные силы: скрипач Соломонов, педагоги Мелех (ученик Скрябина) и Руппель (ученик Изаи); певицы Кульчицкая и Варди; композиторы Чосновский и Орлов; одаренная молодежь — пианист Вейнберг, скрипач Райхель, пианистка Фаянс, певица Игнатович, певец-самородок Казановский, юный скрипач Юра Клочко и многие другие. Все они — и беженцы, и местные музыкальные силы — пополнят собой музыкальные кадры Советской Белоруссии.
Побеседовав со многими исполнителями, мы составили себе далеко не лестное мнение о системе подготовки музыкальных кадров в бывшем польском государстве. Яркие способности учащихся приходили в резкое столкновение с методами обучения. Поражает чрезвычайно узкий музыкальный кругозор молодежи. Только «голос», только «пальцы» — и ничего более. Ученица, прекрасно исполнившая произведения Баха, путанно и невнятно определяла самые элементарные интервалы. Слуховые и теоретические навыки, сведения по истории музыки находятся на крайне низком уровне, а порой и вовсе отсутствуют. Необеспеченность, желание
заработать несколько злотых толкали учащуюся молодежь на халтурные выступления, часто вели к перерывам в занятиях, а то и вовсе к прекращению их. «Занимался хорошо только год» — типичный ответ учащихся на наши расспросы. Один певец пришел к нам с авторитетным заявлением, что он «второй Карузо». Когда мы прослушали его, оказалось, что у него безусловно хороший, но совершенно сырой голосовой материал, что в исполнении его сказываются дурные навыки. Тогда певец ответил: «В душе я это сознаю, но «второй Карузо» хорошо звучит. Иной раз это приносило мне кой-какие деньги». Затем он уже скромно и просительно добавил: «А теперь вы мне дадите возможность учиться?!»
Один скрипач-беженец просил нас дать ему возможность работать в симфоническом оркестре. Имея все данные для концертной и оркестровой работы, он мог до сих пор применять свои силы лишь в ресторанном джазе. «Вы понимаете, — с отвращением говорил он, — с каким чувством омерзения я играл шантанные мотивы. Приходил домой, открывал сонаты Бетховена, но от отчаяния не мог играть, а потом уж и совсем перестал открывать их, чтобы не мучить себя...»
Основной бедой большинства исполнителей и творческих работников является отсутствие больших идей, целеустремленности. Исполнение как будто хорошее, как будто продуманное, — но оно оставляет слушателя холодным, оно расплывчато, не эмоционально. Увлекаясь деталями, исполнитель забывает об основной, целостной линии произведения. Он чрезвычайно робок, скован, безжизненен в своей трактовке.
Для некоторых композиторов неясно было самое понятие творческой идеи. В ряде случаев творческим импульсом для композиторов являлось стремление к оригинальности, к игре красок и звучаний, к форме — как самоцели.
Это отсутствие идейности, целеустремленности, невозможность удовлетворять свои художественные запросы, глубокое сознание бесцельности своей работы — подавляли, принижали музыкантов-исполнителей, композиторов, педагогов в бывшей панской Польше. Такая моральная подавленность усугублялась тяжелым материальным положением.
Научная музыкальная мысль в Польше была долгое время представлена одним музыкальным журналом — «Музыка». Редактор и издатель журнала занимался в то же время адвокатурой. Журнал влачил жалкое существование и выходил в свет в зависимости от личного заработка редактора. Если у него был удачный месяц — появлялся номер журнала, нет — издание прекращалось. После победы советских пианистов на шопеновском конкурсе и явного провала польских пианистов власти решили обратить больше внимания на музыкальное искусство. Созданное ими общество «Ормуз», о котором мы уже упоминали, предприняло издание нового журнала. В противовес «Музыке» носители «польского духа» назвали свой журнал — «Польская музыка». Начался период полонизации музыки. Основной «линией» журнала была полемика с журналом «Музыка» и бешеные нападки на музыкантов-евреев и русских. Травля профессора Малишевского возглавлялась именно журналом «Польская музыка».
О «научности» этого журнала свидетельствует тот факт, что в статье, подводившей итоги конкурсу пианистов имени Шопена, успех советских исполнителей объяснялся тем, что у них вместо нервов — «канаты»!
Были, конечно, и выдающиеся передовые критики и музыковеды, но правительственная клика обрекала их на молчание и бездейственность.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- 1. За творчество, достойное великой эпохи 9
- 2. Мартынов И. О симфонии-кантате Ю. Шапорина 12
- 3. Шапорин Ю. "Каватина невесты" из симфонии-кантаты "На поле Куликовом" 22
- 4. Острецов А. Кантата "Александр Невский" - С. Прокофьева 28
- 5. Кремлев Ю. Струнный квартет Д. Шостаковича 50
- 6. Опера Хренникова и ее критики 57
- 7. Мартынов И. "В бурю" - Т. Хренникова 59
- 8. Флиер Яков. Фортепианный концерт Б. Шехтера 70
- 9. Щеглов Н. Музыкальное искусство Западной Белоруссии 73
- 10. Лившиц А. Первый белорусский балет "Соловей" - М. Крошнера 79
- 11. Садыков Т. Музыкальная жизнь Узбекистана 85
- 12. Баласанян С. Таджикский музыкальный театр 89
- 13. Шавердян А. После декады армянской музыки 94
- 14. Беляев В. Смотр народных музыкантов 100
- 15. Альшванг А. О советском исполнительском стиле 109
- 16. Хроника 116
- 17. Новые произведения советских композиторов 116