Выпуск № 9–10 (72) | 1939

В «Княгине Лиговской» Лермонтов украшает петербургский кабинет Печорина «алебастровыми карикатурками» Паганини, Иванова и Россини.

Кто этот Иванов, поставленный в одном ряду с гениальным скрипачей и знаменитым композитором? Некоторые комментаторы Лермонтова считали, что это — русский художник А. А. Иванов. Но в годы создания «Княгини Лиговской» (1836) художник Иванов еще не пользовался известностью. Лермонтов имел в виду знаменитого русского тенора Н. К. Иванова, сделавшего за границей блестящую карьеру. На предложение Николая I вернуться в Россию Иванов ответил отказом. С тех пор было официально запрещено упоминать его имя в России.

В том же романе «Княгиня Лиговская» Лермонтов посвящает много строк «Фенелле» — в частности увертюре, которую — по свидетельству Сашеньки Верещагиной — он сам охотно играл.

«...Давали “Фенеллу”... Загремела увертюра... Одна ложа... оставалась пуста и часто привлекала любопытные взоры Печорина; это ему казалось странно — и он желал бы очень наконец увидать людей, которые пропустили увертюру “Фенеллы”»...

В «Тамбовской казначейше» Лермонтов одним небольшим штрихом подчеркнул широкую популярность, какой пользовался в те годы в России французский композитор Мегюль и его опера «Двое слепых»:

Уланы справа — по шести
Вступили в город; музыканты,
Дремля на лошадях своих,
Играли марш из Двух слепых.

В «Герое нашего времени» («Княжна Мери») Лермонтов описывает встречу Печорина с Верой.

«Тут между нами, — записывает Печорин в своем дневнике, — начался один их тех разговоров, которые на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере...»

Когда Лермонтов учился в Москве, музыка Бетховена только начала проникать на русские концертные эстрады. Одним из первых пламенных пропагандистов Бетховена в Москве был Иосиф Геништа — пианист и композитор, преподававший тогда музыку в Университетском пансионе. Лермонтов мог впервые познакомиться с творчеством Бетховена на концертах Геништы.

Могучий гений Бетховена оставил глубокий след в музыкальной душе юного поэта. И вскоре, в своем отрывке «Панорама Москвы» Лермонтов пишет о «чудной, фантастической увертюре Беетговена, в которой густой рев контр-баса, треск литавр, с пением скрыпки и флейты, образуют одно великое целое...»¹

В начале 30-х годов в Москве могла исполняться увертюра «Эгмонт». Очень возможно, что именно о ней говорил поэт. В то время в русской печати встречались лишь единичные отзывы о Бетховене. Его оценили передовые русские музыканты: гениальный Глинка, Одоевский, Виельгорский. Юнкер Лермонтов оказался в этом почетном ряду.

В 1838 г. Лермонтов вернулся в Петербург из первой ссылки на Кавказ, куда он был отправлен за свои пламенные стихи на смерть Пушкина.

_________

¹ M. Ю. Лермонтов, Собр. сочинений, т. V, стр. 343.

Имя его к тому времени было уже широко известно. Перед ним открылись двери избранных литературных салонов. Поэт сделался частым гостем в доме Виельгорских, где собиралась «своеобразная, живая и многосторонняя академия искусств».

В салоне Виельгорских, где еще недавно бывал Пушкин, Лермонтова встретили как достойного наследника литературной славы великого поэта. Тонкие знатоки и любители музыки оценили в Лермонтове его большую музыкальную культуру, безупречный вкус, глубокие и острые музыкальные суждения.

Лермонтов посещал не только открытые концертные собрания у Виельгорских. Поэта звали и на те вечера для «избранных» музыкантов, на которые допускались лишь немногие. На этих вечерах бывал Глинка, В. Ф. Одоевский. У Лермонтова с Одоевским возникла тесная дружба.

К сожалению, не сохранились записи бесед, которые вели между собой Одоевский — крупнейший знаток старинной русской песни и автор «Песни про купца Калашникова».

Для Лермонтова «Песня про купца Калашникова» явилась плодом долгих трудов, глубокого изучения русского народного искусства. Эта работа началась уже в те годы, когда юный поэт сделал в своей тетради знаменательную запись: «...Если захочу вдаться в поэзию народную, то, верно, нигде больше не буду ее искать, как в русских песнях»¹.

Эта работа началась тогда, когда Лермонтов записывал народные песни — «Что в поле за пыль пылит...»; когда он — один из первых — услышал и запечатлел в своих юношеских стихах «балалайки звук народный»; когда он писал свои первые подражания народным песням.

«Песня про купца Калашникова» родилась от народных былин, от русских старин про Ивана Грозного, про Мастрюка Темрюковича, Добрыню Никитича, про Гостя Терентьища.

Лермонтов перенесся мысленно в историческое прошлое и вынес из него, по словам Белинского, «вымышленную быль, которая достовернее всякой действительности, несомненнее всякой истории»². Как в народных старинах, так и в лермонтовской «Песне» слово неотделимо от музыкального напева:

Мы сложили ее на старинный лад,
Мы певали ее под гуслярный звон —

так «запевают» «Песню про купца Калашникова» «гусляры молодые, голоса заливные».

Эту совершенную мелодику народного музыкального сказа тонко почувствовал Белинский: «Повторим за поэтом, — писал он, — музыкальный финал, которым, по старинному и достохвальному русскому обычаю, заставляет он гусляров заключить свою поэтическую песню...»³

Лермонтов хорошо знал «древние российские стихотворения», собранные Киршей Даниловым. Когда он задумал свою «Песню про купца Калашникова», существовало много народных песенников, собранных Прачем, Кашиным, Львовым. Лермонтова, как поэта-музыканта, живо интересовали не только поэтический текст этих старин и былин, но и их

_________

¹ М. Ю. Лермонтов, Собр. сочинений, т. V, стр. 350.

² В. Г. Белинский, Собр. сочинений, т. II, стр. 112.

³ Там же, стр. 121, 132.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание