Выпуск № 8 (71) | 1939 - страница 28

русской культуры помогли ему постигнуть исторический смысл творчества Глинки и его школы.

Спустя десять дней после первого представления «Ивана Сусанина» Одоевский выступил на страницах «Северной пчелы» с знаменитым письмом к «любителю музыки», в котором впервые дал блестящую и верную оценку дела Глинки и его оперы. Это была первая статья, посвященная «Сусанину», и смелый голос ее не смогли заглушить никакие булгаринские ругательства. Каким широким пониманием проникнуты строки Одоевского, писавшего, что «этой оперой решался вопрос важный для искусства вообще и для русского искусства в особенности, а именно: существование русской оперы, русской музыки». «С оперой Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта,
но гения» (Разрядка моя. — Г. Б.).

Одоевский всю жизнь пристально изучал народную песню. Многочисленные критические статьи его, не подписанные вовсе или подписанные вымышленными именами¹, разбросаны по страницам редких и забытых периодических изданий. Вот почему многое, написанное «отставным капельмейстером Карлом Биттерманом» (псевдоним, хранивший инкогнито Одоевского в «Северной пчеле»), еще далеко не известно.

Критическая работа и разнообразные исследования Одоевского в области русской народной песни и древней церковной музыки способствовали глубокому осознанию и развитию принципов национального музыкального искусства, высказанных уже в статье об «Иване Сусанине».

В своих важнейших статьях — «Письмо к издателю об исконной великорусской музыке» (1862), «Старинная песня» (1863), «К вопросу о древне-русском песнопении» (1864), «Русская и так назыв. общая музыка» (1867), — Одоевский определил типические признаки природы русской песни и народной музыкальной системы.

К изучению русской песни Одоевский подошел необычайно серьезно. «Народный напев — для Одоевского — такая же святыня, как и народное слово». «Развить свое народное музыкальное отличие, провести его со всеми его оттенками и условиями в художественном произведении есть такая же обязанность для народных деятелей, как развить и народное слово». Пренебрежение и беззаботное равнодушие к этой святой обязанности русского музыкального деятеля Одоевский клеймил с присущей ему прямотой.

Смелая проповедь Одоевского была направлена и против охватившей всех итальяномании, в которой он усматривал проявление общего деградирования художественных вкусов. В своих статьях Одоевский приводил вопиющие факты о бедственном положении русской оперы, обреченной на нищенское существование. «Мы подчас бываем уже слишком гостеприимны, мы вырываем иногда кусок у нашего голодного ребенка, чтобы лучше попотчевать гостя», — с грустью писал Одоевский. Эти обличающие речи естественно относились прежде всего к той великосветской и официальной бюрократической знати, вершившей судьбами русской музыки, о которой

_________

¹«Последний квартет Бетховена» напечатан за подписью: — ь, ъ, й; «Себастиан Бах» — за подписью «Безгласный».

хорошо сказал Одоевский, что она не только «обеллинилась», но и «взбеленилась».

В Петербургском салоне Одоевского бывали почти все выдающиеся русские музыканты — от Глинки до молодого Балакирева. Здесь бывал и Лист¹.

Дружба с Глинкой — замечательная страница биографии Одоевского (знакомство их относится к концу 20-х годов). Дружба с Одоевским оказала самое плодотворное влияние на творческое развитие Глинки, высоко оценившего незаурядную личность Одоевского. С ним он делился своими творческими планами. Одоевский же до конца был пламенным приверженцем музыки Глинки, ее тонким критиком. Глинка всегда внимательно слушал критические отзывы Одоевского, твердо полагаясь на его вкус: «в течение работы не мало обязан я советам князя Одоевского» — говорил Глинка в период сочинения «Сусанина». Так же горячо и восторженно как «Сусанина» встретил Одоевский и «Руслана».

С первых шагов своей музыкально-общественной деятельности Одоевский заявил себя неизменным другом русских музыкантов-артистов. Особо следует сказать об его участливом отношении к молодым начинающим деятелям, например, к Балакиреву. Оперы Даргомыжского, Серова Одоевский искренно приветствовал в печати. «Юдифь» Серова, по убеждению Одоевского, должна занять «одно из первых мест», «если возникнет у нас народный, то есть общедоступный театр». И в «Руслане» и в «Юдифи» Одоевский ценил прежде всего «народный дух», «самобытность мелодий, носящих в себе нашу народную характеристику»

Непосредственный и живой интерес проявил Одоевский к творческой деятельности Листа, Вагнера и, в особенности, Берлиоза. Одним из первых русских деятелей, оценивших Берлиоза еще в первый приезд его в Россию в 1847 г., был Одоевский. С какой неподдельной радостью спешил он поведать своему другу Глинке о том, что «чаемое свершилось, Берлиоза у нас поняли, несмотря на скудость нашей музыкальной критики, которая не подвинула ни на шаг нашего музыкального образования, а разве сбила его с толку».

0 значении приезда Берлиоза Одоевский писал в предварительной статье «Берлиоз в Петербурге», затем в большой критической рецензии. Второй приезд Берлиоза в 1867–1868 гг. установил глубокие дружеские отношения между Одоевским и французским композитором. Это видно из двух замечательных писем Берлиоза к Одоевскому, ставших известными лишь в 1937 г. Берлиоз пишет своему «дорогому и единственному другу» о тяжести одиночества, ставшей уделом последних дней великого музыканта. «Все мои друзья покинули меня, я не пишу никому, кроме вас. Я никого больше не имею, кроме вас». «Как бы я хотел перенестись на мгновенье в ваш рабочий кабинет, чтобы послушать ваши речи, полные ума».

В своей приветственной речи Одоевский говорил о той великой услуге, которую оказал Берлиоз русской музыке, творчеству Глинки. «Мы не

_________

¹ Говоря о знаменитом салоне Одоевского, гр. В. Сологуб писал: «Чего не слыхали эти спутники домашней жизни! Кого не видали они! На этом диване Пушкин слушал благоговейно Жуковского; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое последнее стихотворение. Гоголь подслушивал светские речи; Глинка расспрашивал графа Вьельгорского про разрешение контрапунктных задач; Даргомыжский замышлял новую оперу и мечтал о либреттисте. Тут перебывали все начинающие и подвизающиеся в области науки и искусства — и посреди их хозяин дома то прислушивался к разговору, то поощрял дебютанта, то тихим своим добросердечным голосом делал свои замечания, всегда исполненные знания и незлобия»... («Голос» №72,1869 г.)

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание