Выпуск № 6 (69) | 1939 - страница 23

От пастуха он узнал, что в Таласскую долину пришел отряд красной конницы. Десять дней шли тяжелые бои в горах Киргизии, и славная Красная армия разбила наголову и уничтожила бандитов, освободив Таласскую долину от слез, крови и грабежа. В аилах запели радостные звонкие песни, зовущие к труду и подвигам...

1931 год. Организуется первый колхоз в Таласской долине. Алымкул со своим хозяйством первый идет туда. Днем он трудится в поле, вечером слагает песни и поет их друзьям-колхозникам. Новые песни слагает акын — о новой жизни, о колхозе, о любимой Красной армии, освободившей киргизские земли от басмачей, ханов, баев и мулл.

Услышал Алымкул, что во Фрунзе открылся театр, — это было в 1932 г. Поехал туда акын, но засевшие в театре враги народа сказали, что Алымкул «не годится», и он уехал обратно в Таласс. Алымкул не мог тогда понять, почему для Фрунзенского театра он не годится, а в театр Кировского района — его приглашают. Все объяснилось потом, когда враги были разоблачены и уничтожены.

С 1934 г. акын поет свои песни в Кировском театре. На олимпиаду во Фрунзе, в центр Киргизской республики, съезжаются со всех районов Киргизии музыканты, акыны, ырчи, рассказчики — показать богатства народного искусства. Яркое дарование Алымкула обращает всеобщее внимание, его приглашают в республиканскую филармонию. С тех пор еще ярче зазвучали песни вольного акына Советской Киргизии.

Вся Киргизия знает и любит акына Алымкула Усенбаева. В счастливые исторические дни выборов в Верховный Совет Киргизии народ избрал депутатом своего любимца, своего преданного и верного сына.

Алымкул Усенбаев, киргизский акын, едет в родную, любимую Москву, в Кремль. Искусство замечательного народного певца по заслугам оценено партией, правительством. На бархатном бешмете Алымкула — орден Трудового Красного Знамени:

Возвращается на родину акын и вспоминает свою прошлую тяжелую жизнь пастуха, тяжелую жизнь киргизского народа. Вот сейчас он — простой киргиз — был в Кремле, где живет, работает, думает и заботится о всех трудящихся великий Сталин. И в сердце акына рождается песня о великом, мудром друге и вожде народов Сталине. Прекрасно, радостно и нежно звучит она в устах народного артиста республики — Алымкула Усенбаева.

Калык Акиев

Род Калыка — род бедняков-киргизов, всю жизнь — до Великой Революции — гнувших спину на манапов.

Давно, три четверти века назад, когда царское правительство усиленно колонизировало Киргизию, русское кулачье вытесняло киргизов с лучших земель. Царские жандармы истязали и гноили в тюрьмах свободолюбивых киргизов, не желавших отдавать цветущие, плодородные пастбища.

Изнемогая от нужды, гнета и издевательств, киргизы уходили далеко за Тянь-Шань, в Китай.

Темными ночами, когда в горах стояла мертвая тишина, и лишь гдето вдалеке шумела горная речка, — в долине быстро сворачивались кошмы, складывались жерди, из юрты выносилась последняя утварь. Киргизы покидали родные места.

Вместе со всеми уходил и дед Калыка Акиева, увозивший молодую жену и сына в далекий, чужой Китай.

Тридцать лет отец Калыка со своей матерью пробыли в Китае. Лишь через тридцать лет вернулись они на родную киргизскую землю и начали новую, но по-прежнему страдальческую жизнь.

В Джунгальской долине родился Калык. Здесь же в бедной юрте отца он провел свои детские годы. Однажды разнеслась по долине весть, что началась резня: два манапа, живших в Джунгальском районе, не поделив между собой власть, натравили жителей одной части района на другую. Это было зверское побоище. Несколько дней длилось оно, многих жертв стоило жестокое самодурство манапов. Когда, наконец, все утихло, помирившиеся манапы обложили жителей налогом — для возмещения убытков. Каждая юрта должна была дать по двенадцать лошадей: манапов не интересовало, были ли эти лошади у бедняков. Началось разорение бедноты. Отец Калыка расстался с верблюдом и лошадью и, собрав последний скарб, ушел пешком в Кетмень-Тюбинский район. Изнемогая от усталости, голодные, путники шли много дней, устраиваясь на ночлег под открытым небом, где-нибудь подальше от дороги. Наконец, они дошли до Кетмень-Тюбе. Дальше итти было некуда, да и незачем: не все ли равно, где умирать с голода!

Выкопал отец Калыка яму, постлал худые цыновки, и так семья стала жить. Потянулись тяжелые дни. Не было у киргиза лошади — не было и хлеба...

Калыку исполнилось восемь лет, — надо было начать работать. Жалко было расставаться с вольными степями, со сверстниками, но дома была нужда, — и Калык пошел наниматься к манапу. Увидел тот стройного, не по летам высокого мальчика и взял его к себе в наездники, — объезжать лошадей. Целыми днями ездил Калык верхом по всему району, от одного селения к другому, Часто он задерживался в какой-нибудь юрте — когда туда заходил певец или акын-импровизатор. Много дорог объездил он, много дней и ночей провел в горах и ущельях, — и много песен узнал он за это время.

Вот уже Калык стал стройным джигитом, ему исполнилось тринадцать лет. Тогда он пошел в батраки. Во время невеселой батрацкой жизни он часто слушал песни. Сам пел их. Так постепенно учился он благородному искусству народа. Теперь часто звучал его голос и звенел его комуз; в юртах, на свадьбах — всюду он стал желанным гостем.

За эти годы Калык хорошо узнал свой народ, его нужду и страдания. И захотелось ему сочинить свою песню.

Как-то раз, летом, киргизы, собравшись на пастбище, попросили Калыка спеть. Калык спел свою первую песню. С затаенным дыханием слушали его киргизы. Песня была кончена, но все сидели, понурив головы. Каждый думал свою думу. О правде горькой пел Калык, пел о своем народе. Песня называлась «Беднота». Певцу было тогда всего лишь девятнадцать лет...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание