Бесселю и Ко , как их исключительная собственность. 3. Вышеупомянутое право сохраняется за Бесселем и его наследниками, в случае смерти Чайковского, на все время законом установленное, то есть на пятьдесят лет со дня смерти Чайковского. 4. Я, Чайковский, обязуюсь уведомить о заключении сего договора с Бесселем дирекцию императорских театров. 5. Я, Бессель, обязуюсь уплатить ему, Чайковскому, тысячу рублей серебром, из коих семьсот рублей при подписании сего договора, а остальные триста рублей не позже 15 августа сего 1874 года».
Нужно ли говорить о том, что следуемые Чайковскому деньги Бессель отдал не в срок и не сразу, что Чайковскому приходилось их чуть ли не вымаливать у «друга»-издателя. «Я очень удивлен, — писал Чайковский Бесселю 4 сентября 1874 г., — что до сих пор не получаю от тебя денег. Они мне нужны до самой крайней степени. Я буквально бедствую и это тем более неприятно, что я вполне рассчитывал, возвратившись в Москву, найти твои деньги. Прошу тебя немедленно выслать мне и непременно всю сумму. Очень меня обяжешь». 13 сентября, получив часть долга, Чайковский пишет: «Очень благодарен тебе за присылку денег, но еще более возрадуюсь когда получу остальные. Извини, что надоедаю, — но бедствия мои несказанны и неисчислимы».
Интереснее всего, что и те 700 рублей, которые Бессель должен был уплатить Чайковскому при подписании договора, не были выданы полностью. Бессель удержал 300 рублей, которые Чайковский взял у него взаймы в мае 1873 года, отдав ему безвозмездно 2-ю симфонию и шесть романсов. Таким образом, за ничтожную сумму Бессель, пользуясь бедственным положением Чайковского, получил не только «Опричника», но 2-ю симфонию и шесть романсов...
О том, как встретила критика произведения Чайковского, достаточно хорошо известно. Вообще — и к редким похвалам и к частым порицаниям композитор относился довольно равнодушно. Но статьи Ц. Кюи и, особенно, Лароша, Чайковский воспринимал с болезненной остротой. Рецензия Лароша о «Воеводе» привела даже к временному разрыву дружеских отношений. Однако и после примирения Чайковский не раз отмечал, как огорчает и раздражает его критика Лароша. 26 ноября 1874 г., обескураженный отзывом Лароша по поводу «Бури», — он писал Модесту Ильичу: «Я очень огорчен холодным приемом, который был сделан “Буре” не только публикой, но и моими друзьями. Ты ни слова не пишешь о том, как тебе понравилась она, Малозёмова тоже ни гу-гу. Статья Лароша меня просто разозлила. С какой любовью он говорит, что я подражаю Литольфу, Шуману, Берлиозу, Глинке и еще кому-то. Точно я будто только и умею что компилировать, где попало. Я не обижаюсь, что «Буря» ему не понравилась. Я этого ожидал и рад, что хотя подробности он хвалит. Но мне неприятна общая характеристика, из которой явствует, что у меня есть захваты от всех композиторов, а своего ничего».
Вообще друзья не очень баловали Чайковского поощрением, поддержкой в трудные годы его борьбы. В этом отношении характерны два эпизода: история первого квартета и фортепианного концерта. Первый связан с Антоном, второй — с Николаем Рубинштейнами.
О первом рассказывает Н. Кашкин в своих воспоминаниях: «Случай этот, между прочим, может служить образцом отношения к музыке П. И. Чайковского его учителя по композиции А. Г. Рубинштейна, — отношения, по нашему мнению просто необъяснимого. Я знаю, что А. Г. Рубин-
штейн очень любил Петра Ильича, как человека, и очень ценил его талант, но в то же время он к большинству его сочинений, особенно крупных, относился чуть не враждебно. Как пианист, он совсем почти игнорировал Чайковского, будучи капельмейстером в Вене, он исполнял, например «Садко» Н. А. Римского-Корсакова, но не исполнил ничего из сочинений своего ученика и пламенного почитателя. По поводу «Евгения Онегина» нам еще придется вернуться к этому обстоятельству 1, но и с квартетом F-dur произошел случай довольно характерный. Все время, пока музыка продолжалась, Антон Григорьевич слушал с мрачным недовольным видом и, по окончании, со свойственною ему беспощадною откровенностью сказал, что это совсем не камерный стиль, что он совсем не понимает сочинения и т. д. Все остальные слушатели, как и исполнители, были напротив в восторге, но главный, по крайней мере наиболее дорогой для композитора ценитель, упорно стоял на своем мнении. Петр Ильич в то время еще благоговел перед своим строгим судьей, одно сочувственное слово которого для него было дороже всякого успеха и всяких похвал, а между тем этого сочувственного слова он не слышал и, по всей вероятности, был глубоко огорчен жестоким приговором. Этот случай все-таки не породил в нем озлобления и не излечил от пламенной привязанности; когда, около года спустя, Антон Григорьевич посвятил Петру Ильичу одну из своих фортепианных пьес, то последний был приведен этим в совершенный восторг и немедленно отвечал посвящением шести пьес на одну тему ор. 21, но не получил ни ответа, как говорится, ни привета, и А. Г. Рубинштейн никогда не играл ничего из этих композиций» 2.
Но напрасно думал Н. Д. Кашкин, что этот случай не оставил следа в сознании композитора. Два года спустя в одном из писем к брату Анатолию, усталый от волокиты с постановкой «Вакулы», которого собрались отложить из-за «Маккавеев» Рубинштейна, Чайковский не удержался от резкой и гневной фразы: «Господи, как я этого человека с некоторых пор глубоко ненавижу! Он никогда, никогда не относился ко мне иначе, как с снисходительною небрежностью. Никто не оскорблял так моего чувства собственного достоинства, моей справедливой гордости (извини, Толя, за самохвальство) своими способностями, как этот петергофский домовладелец»... 3 Конечно, надо учесть, что эти слова вырвались в злобе («теперь я излил злобу и стало легче», пишет он дальше), но что доля истины в них есть, — это несомненно.
Второй случай характерен для отношений с Николаем Рубинштейном. О нем рассказывает сам Чайковский в письме к Мекк:
«В декабре 1874 года я написал фортепианный концерт. Так как я не пианист, то мне необходимо было обратиться к специалисту-виртуозу, для того чтобы указать мне, что в техническом отношении неудобоисполнимо, неблагодарно, неэффектно и т. д. Мне нужен был строгий, но, вместе, дружественно расположенный ко мне критик только для этой внешней стороны моего сочинения. Не хочу вдаваться в подробности, не хочу разъяснять все антецеденты, чтобы не вдаваться в бездну мелких дрязг, но должен констатировать тот факт, что какой-то внутренний голос протестовал против выбора Рубинштейна в судьи механической стороны моего сочинения.
_________
1 Как известно, А. Г. Рубинштейн и об «Онегине» отзывался неодобрительно.
2 Н. Кашкин, Воспоминания о П. И. Чайковском, стр. 84.
3 Архив Дома-музея П. И. Чайковского. Письмо к А. И. Чайковскому от 20 сентября 1876 г.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 4
- На новом этапе 7
- Опера «Мать» — В. Желобинского 11
- Пути советской оперы 22
- Киргизская опера 35
- Чайковский в Москве 52
- О содержании и построении музыкально-теоретического образования 72
- Концерт памяти Т. Г. Шевченко 78
- Творческий вечер С. Фейнберга 79
- Шахтерский ансамбль песни и пляски 80
- Фестиваль музыки в колхозах 81
- К юбилею М. П. Мусоргского 83
- Новые постановки 83
- В Московском Союзе советских композиторов 84
- По Союзу 85
- Создать клубную оперу 86
- Искаженная история 87
- Новая книга Р. Роллана о Бетховене 96
- Армянские народные песни в записи Сп. Меликяна 103
- Новые издания 104
- Герои республиканской Испании 106
- Композитор-боец 107
- Музыкальная жизнь за рубежом 111
- Нотное приложение. «Цветущая жизнь» 115