Выпуск № 5 | 1939 (68)

Чайковский вспоминал, вероятно, напутствие отца, предупреждавшего сына о тернистых путях русских музыкантов, вспоминал тех, которые негодовали по поводу того, что он променял «юриспруденцию на гудок», тех, которые перестали ему кланяться потому, что он из «всеми уважаемого светского человека» превратился в «замарашку-музыканта», вспоминал и свое обещание, что все будут гордиться родством с ним.

П. И. Чайковский
С фотографии 1875 г.
Из собрания Дома-музея П. И. Чайковского в Клину

Приговор Кюи был беспощаден. Деятельность Чайковского, как профессионала-музыканта, покрывалась густым туманом неизвестности.

Чайковский убежден был в своих силах. В дневнике 1881 года он писал, что отзыву Кюи не поверил. Но вся беда была в том, что этому отзыву могли поверить другие, а Чайковскому необходимо было устраивать свою жизнь, надо было существовать. Появление этого отзыва совпало с приглашением Чайковского в качестве молодого, никому неизвестного педагога в Московскую консерваторию, где он был встречен не без скептицизма.

Незадолго до рецензии Кюи Чайковский получил письмо от Лароша (11 января 1866 г.). В этом письме Ларош сообщал, что для исполнения

кантаты А. Рубинштейн требует серьезных изменений, которые фактически потребуют заново переписать всю партитуру. «Стоит ли игра свеч? — спрашивает Ларош. — Я этим не отрицаю достоинств вашей кантаты — эта кантата самое большое музыкальное событие в России после «Юдифи»; она неизменно выше (по вдохновению и работе) «Рогнеды», прославленной в меру своей ничтожности. Но переписывать!! Переписывать — это ужасно! Не воображайте, что я здесь говорю как другу: откровенно говоря, я в отчаянии признать, как критик, что вы самый большой музыкальный талант современной России. Более мощный и оригинальный, чем Балакирев, более возвышенный и творческий, чем Серов, неизмеримо более образованный, чем Римский-Корсаков, я вижу в вас самую великую или лучше сказать — единственную надежду нашей музыкальной будущности. Вы отлично знаете, что я не льщу: я никогда не колебался высказывать вам, что ваши «Римляне в Колизее» — жалкая пошлость, что ваша «Гроза» — музей антимузыкальных курьезов. Впрочем, все, что вы сделали, не исключая «Характерных танцев» и сцены из «Бориса Годунова», я считаю только работой школьника, подготовительной и «экспериментальной», если можно так выразиться. Ваши творения начнутся может быть, только через пять лет: но эти, зрелые, классические, превзойдут все, что мы имеем после Глинки».

...Так начиналась деятельность Чайковского-композитора. Его преследовала нужда. Он серьезно опасался долговой тюрьмы. «Вчера я встретил поверенного портного Морбрие, — писал Чайковский в октябре 1865 г., — который сказал мне, что срок уплаты моего векселя очень близок (1-го ноября), чтобы я об этом подумал, так как на этот раз уже никаких отсрочек быть не может. Я его упрашивал подождать до весны (я получу 150 р. сер. с Рубинштейна), но он отказал мне на отрез... У меня теперь к концу консерваторского курса будет огромная работа и мне не хотелось бы попадать в долговое отделение, да уж одна мучительная мысль, что придется возиться с проклятыми французами отнимает у меня покой и мешает заниматься... Позаботьтесь о несчастном и избавьте его от тьмы кромешной, т. е. долгового отделения...»

Чайковскому невольно приходила в голову мысль: не зря ли он стал музыкантом в таких общественных условиях, где любому писцу в министерской канцелярии живется лучше, чем серьезному художнику. Недаром же М. Чайковский свидетельствует, что в этот период «давно забытые колебания насчет окончательного выбора музыкальной карьеры снова выплывали наружу, и поступление вновь на государственную службу не внушало прежнего отвращения. Дело не дошло до того, чтобы предпринять какие-нибудь серьезные меры в этом направлении, но, получая определенное жалование, быть уверенным, что в известный день месяца будут необходимые деньги — начало казаться в тяжкие минуты заманчивым. В некоторых друзьях Петра Ильича нашелся сочувственный отголосок этим проявлениям слабости его и между прочим один из них очень серьезно предлагал доставить ему сносно оплачиваемое место «надзирателя за свежей провизией на Сенной площади». К великому счастью потребителей этой провизии, да и самого композитора, дальше разговора не подвинулось» 1. В сентябре 1865 года Чайковский получил от Н. Г. Рубинштейна предложение переехать в Москву в качестве преподавателя теории музыки в музыкальных классах московского отделения Русского музыкального общества.

_________

1 М. И. Чайковский, Жизнь П. И. Чайковского, т. I, стр. 199.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет