Выпуск № 5 (68) | 1939 - страница 30

Однако, невзгоды, постигшие Чайковского в связи с постановкой его первой оперы, не только не сломили в нем воли к творчеству, но скорее, наоборот, еще более закалили его упорство: одновременно с хлопотами о постановке «Воеводы» композитор пишет симфоническую фантазию «Фатум» и, вслед за ней, приступает к сочинению новой оперы — «Ундина».

Но — развертывание творческих сил Чайковского сопровождалось появлением новых, болезненных настроений, которые затем принимают все более острый, трагический характер и, наконец, выливаются в кризисе 1877 г.

20 июля 1867 г. Чайковский пишет сестре: «Я имею случаи в Гапсале беспрестанно убеждаться в том, что во мне гнездится болезнь, называемая “мизантропией”. На меня находят здесь страшные припадки ненависти к людям».

Причину, вызвавшую прилив этой «ненависти», композитор называет сам: пустота и ничтожество интересов окружавших его людей. «Скажу тебе по секрету, — пишет Чайковский в том же письме, — что с тех пор как наш замкнутый кружок прорвался и целые кучи знакомых хлынули на “наших” (т. е. Давыдовых), а следовательно отчасти и на нас, я стал хмуриться и внутренно даю себе слово никогда не жить летом в таких местах, где люди чуть не каждый день танцуют, делают друг другу визиты ежеминутно»...

Именно этих (и только этих) — пустых, ничтожных, равнодушных людей ненавидел Чайковский — человек-художник. К людям живым, чутким, человечным Чайковский относился с большой теплотой. Достаточно указать хотя бы на отношения его к родным, друзьям, к передовым художникам, как Островский, Одоевский, Рубинштейны, артисты Малого театра во главе с Провом Садовским. Мало освещены — из-за отсутствия материалов — его отношения к интереснейшим фигурам того времени, например Рачинскому, известному ученому, бросившему светские связи, профессуру в Московском университете и поселившемуся в одном из сел Тверской губернии, чтобы создать там образцовую народную школу. Рачинский был страстным поклонником Чайковского и однажды во время спора об Островском воскликнул: «Что ваш Островский! В мизинце Чайковского больше таланта, чем в нем!» Рачинскому посвящен первый квартет Чайковского. Мало выяснены также отношения Чайковского с известным поэтом Плещеевым, который собирался писать либретто для молодого композитора, или с профессором Бугаевым, по поводу которого есть упоминание в одном из писем Чайковского к брату Анатолию: «Очень часто вижусь с Ларошем. Познакомился у него недавно с очень интересным профессором Бугаевым. Невероятно ученый и очень умный малый. На днях он до глубокой ночи говорил нам об астрономии и последних открытиях в этой области. Боже! Какими мы выходим невеждами из Училища и до какой степени мной овладел ужас, когда пришлось встретить начитанного и истинно просвещенного человека» ¹. Взаимоотношения Чайковского с Плещеевым и Бугаевым особенно интересны, так как эти друзья композитора были связаны с кружком петрашевцев.

Став профессионалом-музыкантом, осознав свои силы и способности, Чайковский ощущал потребность освободить себя от всего, что стояло поперек его пути. Преследовавшие композитора жизненные неудачи лишь усугубляли остроту этих настроений. Еще два новых сочинения постигла

_________

¹М. И. Чайковский, Жизнь П. И. Чайковского, т. I, стр. 268.

участь «Воеводы». Симфоническая увертюра «Фатум», холодно встреченная публикой и сурово раскритикованная Балакиревым и Ларошем, была уничтожена Чайковским и только после его смерти восстановлена и издана. Похороненная театральными чиновниками в «тиши директорских кабинетов» опера Чайковского — «Ундина» была сожжена автором до появления в свет. Отдельные номера оперы исполнялись в концертах, кое-что вошло в другие сочинения, но в целом опера осталась неизвестной даже близким друзьям.

Для характеристики бюрократических нравов театральных заправил и тяжелого положения художника, зависевшего от чиновничьего благорасположения, привожу письмо Чайковского к начальнику казенных театров Гедеонову:

«Милостивый государь Степан Александрович! В апреле месяце текущего года я имел честь докладывать Вашему превосходительству, что мною вчерне была написана 3-актная опера «Ундина». Я спрашивал тогда, мог ли я надеяться втечение предстоящего сезона увидеть мою оперу поставленной на сцене Мариинского театра. Ваше превосходительство через князя Назарова почтили меня уведомлением, что если моя опера будет совершенно готова к 1-му сентября, то ни в каком случае не позже ноября она будет итти на Мариинской сцене. Обнадеженный этим обещанием и еще тем, что, как говорила мне певица Меньшикова, Вы предполагали дать ей мою оперу для бенефиса, я оставил все другие предстоявшие мне работы и усердно принялся за инструментовку. В июле опера была готова, а в начале августа через Московскую контору Дирекции театров я препроводил партитуру клавираусцуга и либретто г. начальнику репертуара. С тех пор прошло более 2-х месяцев и я не только не имею сведений о том, когда будет дана моя опера и начнутся репетиции, но даже не знаю получена ли там партитура и где она находится. В газетах я читал, что готовится к постановке несколько новых опер и только в случае, если останется свободное время, имеется ввиду дать и мою оперу. Из этого газетного известия я вывожу то прискорбное заключение, что об моей опере нет еще серьезного разговора, что появление ее на сцене сомнительно. Это для меня в высшей степени неприятно, ибо, отказавшись от всяких других занятий, я усиленно трудился все лето, вполне положившись на обещание Вашего превосходительства и с радостью помышляя об осуществлении так давно лелеянной мной мечты слышать свою оперу в Петербурге.

Как бы то ни было, я еще не теряю надежды и твердо убежден, что лишь какие-нибудь неизвестные мне, но непреодолимые препятствия принудили Дирекцию отменить свое первоначальное намерение. Во всяком случае имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство уведомить меня о том, в какой мере я еще могу надеяться на то, что опера моя будет дана, а также в случае, если она стоит на репертуаре, известить, в какое приблизительно время ее могут дать. Прошу Ваше превосходительство простить мою докучливость и принять уверение в глубочайшем почтении с коим имею честь быть

Вашего превосходительства
покорнейшим слугою
П. Чайковский

12 октября 1869 года».

Увы — чиновники казенных театров признали оперу великого русского композитора «недостойною для постановки на Мариинской сцене».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание