Выпуск № 1 (64) | 1939 - страница 21

ческий смысл музыкальной драмы, как произведения синтетического.

Сказать, что в данной опере есть хорошая музыка, не проанализировав ее функциональную драматургическую роль, — значит ничего не сказать. Рассуждать о «монумента лизме жанра» и «героике», не раскрывая конкретный смысл этих понятий в общем драматургическом развитии оперы, ее сюжета, характеров, образов, — значит не понимать основных задач оперной эстетики. Но именно так рассуждают еще многие наши критики, «смело» берясь за оценку опер, художественный смысл которых остается ими непонятым. И не потому ли подобные «критические суждения» и «заметки» столь часто оказываются в резком противоречии с оценкой масс? Не потому ли оперная критика все еще плетется в хвосте нашей творческой жизни?

Опера есть произведение музыкальное в такой же мере, как и поэтическое. Ведущая роль музыки, как бы «цементирующей», заполняющей действие, обобщающей, в симфонических кульминациях, драматургическое развитие оперы, — несомненна. Но несомненно также и то, что эта роль музыки определяется, в свою очередь, поэтической идеей музыкальной драмы. Это нужно запомнить.

В опере — от начала до конца — должна звучать основная поэтическая идея. И — чем более она значительна, жизненна, чем более ярко, правдиво, глубоко выражена и утверждена эта идея в конкретном музыкально-драматическом развитии, — тем более сильно художественное воздействие оперы.

Так, например, в опере «Иван Сусанин» Глинки — от начала до конца — звучит идея священного долга и высокой любви к родине. Все в этой гениальной опере подчинено одной цели: утверждению главной поэтической идеи — и композиция трагедии с ее коллизией личного счастья и высокого патриотического долга, и весь широкий план сценического развития, в котором выявляются характеры героев, и все средства музыкальной выразительности, и могучий глинкинский симфонизм, поднимающий драму до больших философских обобщений.

Это и есть один из величайших образцов музыкально-драматического искусства, где — по мудрому замечанию Серова — «истинность выражения» главной поэтической идеи совпадает «с чисто музыкальной, мелодической красотою, когда высшая правда выражения вызывает высшую красоту музыки».

Здесь — начало великих прогрессивных традиций русской классической оперы — музыкальной драмы. Именно эти традиции должны усвоить и творчески развить наши композиторы, работающие над созданием советской классической оперы, т. е. народной реалистической музыкальной драмы. И именно об этих традициях, об их прогрессивной эстетической роли должны памятовать наши критики, когда они берутся оценивать советские оперные произведения.

Нужно сказать, что причина неудачи некоторых наших опер заключается как раз в том, что их авторы не слишком задумываются над руководящей идеей и драматургическим планом произведения. Они не столько заботятся о теме, которая и должна заключать в себе руководящую поэтическую идею, сколько об «оперном сюжете» и о возможности расположить в нем естественно арии, дуэты, ансамбли, хоры, танцы... Музыкально-драматическое произведение как бы «склеивается» из традиционных оперных форм на канве более или менее ловко скроенного либрет-

то — с более или менее «современным» сюжетом. Иначе говоря — традиция понимается как формальное продолжение (или — что еще хуже — заимствование), а не как живой импульс творческого развития, обогащения, обновления, обобщения.

В произведениях подобного рода нередко представлены все оперные атрибуты — и, может быть, даже в неплохом, музыкально-сценическом оформлении. Но... опера, музыкальная драма — не получается. Ибо, по существу, это — произведения без темы (в философском смысле слова), без ясно выраженной руководящей поэтической идеи, и, стало быть, это — произведения без будущего; если можно так выразиться, — «временной радиус» их художественного воздействия очень невелик.

В виде примера можно указать на оперу И. Пустыльника «Семейство Грюншпан» (по пьесе «Продолжение следует» — Бруштейн). В лучшем случае это «музыкальный фельетон», инсценированный для театра с применением всех и всяческих «оперных» эффектов. Ни сюжет, с его ловкой сценической интригой, но без хотя бы контурно очерченных характеров, ни простенькая, весьма легковесная музыка — никак не дотягивают до высокого жанра оперы.

Какова поэтическая идея оперы Пустыльника, как она выражена и выражена ли в музыкально-драматической композиции целого? — на эти вопросы, пожалуй, сам автор не сумеет ответить. Композитору очень хотелось написать оперу — хорошее и вполне законное желание. Однако он не учел, что для этого нужно иметь — что сказать и уметь — как сказать. Иначе и браться за оперу не стоит.

Другой пример — резко отличный от первого — опера Д. Кабалевского «Мастер из Кламси» (по повести Р. Роллана «Кола Брюньон»). Здесь прежде всего хочется сказать о музыке, по-своему обаятельной, тонко стилизованной, законченной и ясной. Изящество тем-мелодий и их гармонического наряда, мягкость линий в обрисовке сценических ситуаций, мастерство оркестровки с ее прозрачным «акварельным» колоритом — все это неотъемлемые положительные качества музыки Кабалевского. Ее слушаешь с удовольствием, независимо от того, что происходит на сцене.

Но, вспоминая великолепный «бронзовый» эпос повести Р. Роллана, неизменно приходишь к выводу: «Мастер из Кламси» Кабалевского — еще не опера. И уж во всяком случае не опера о роллановском герое, хотя и в произведении Кабалевского все атрибуты «оперы» — налицо.

Причину этой неудачи большинство критиков видит в плохом либретто Брагина. Я думаю, что это не совсем правильно. Либретто Брагина, действительно, неважное. Но дело отнюдь не только в либретто. Дело здесь, прежде всего, в самом выборе сюжета, в определении его темы и принципов его музыкально-драматического развития. Вне решения этих вопросов анализ любой оперы можно «повести» к любому выводу, минуя... правильный.

Идею замечательной повести Р. Роллана можно определить так: народ бессмертен, искусство его — вечно и прекрасно. Эта столь же великая, как и простая идея (античного, гомеровского склада!) гениально воплощена в эпическом повествовании Кола Брюньона, «мастера жизни и юмора». Бесхитростная философия Брюньона — это философия народа. Его искусство — народное искусство. А жизнь Брюньона — это целый кусок исторической эпохи.

Мастерство Р. Роллана в повести «Колй Брюньон» доведено до высше-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание