Выпуск № 1 (64) | 1939 - страница 15

Не случайно, конечно, суждения этих критиков оказываются в полном противоречии с оценкой всей музыкальной общественности, с оценкой масс. Не случайно и то, что «перестраиваясь на ходу», наспех перестраховываясь, — подобные критики с поразительной беспринципностью меняют свои взгляды и оценки.

Беспринципность — худший враг живого искусства, враг подлинной, творческой критики. Ибо беспринципность всегда является удобной ширмой для глубоко нам чуждых, антинародных, антихудожественных взглядов и оценок. Этим как раз и пользуются формалисты всех и всяческих оттенков, которые, как известно, — не слишком-то любят настоящую, идейно-направленную, творческую критику. Именно от формализма идет вреднейшая — к сожалению, не изжитая еще в нашей критике — тенденция расценивать, независимо от содержания музыки, «техничность фактуры», те или иные ловкие трюки, «оригинальные» эффекты — как «высшее мастерство».

Именно от формализма идет школярское пренебрежение к высоким эстетическим идеалам народности, реализма, простоты художественного выражения. Формалисту-композитору, как и формалисту-критику, по существу — нечего сказать, и они заполняют свои «опусы» трюкаческими вывертами «музыкальной формы как таковой».

Нужно со всей резкостью и прямотой бороться с этими вреднейшими тенденциями и в музыкальном творчестве и в критике. Нужно всемерно поощрять все здоровое, талантливое, ярко-самобытное в развитии советской музыкальной культуры, в развитии стиля советской музыки. Но было бы непростительной беспечностью успокаиваться на достигнутых успехах и считать, что борьба с формализмом, эпигонством, беспринципной эклектикой «снята с повестки дня».

Звание советского критика — высокое и ответственное звание. Нашему молодому искусству, как воздух, нужна серьезная, острая, принципиальная критика — критика, умеющая далеко видеть, с научной глубиной анализировать и направлять творческую мысль композиторов к осуществлению высоких идеалов советской музыкальной классики, — критика, умеющая решительно и неуклонно бороться с формалистскими тенденциями в искусстве.

Этого, к сожалению, еще не понимают некоторые критики, по существу, равнодушные к судьбам советской музыкальной культуры, уныло и скучно повторяющие старые «асмовские» и «рапмовские» ошибки.

В дни декады советской музыки, вызвавшей такой горячий интерес широкой общественности к творчеству наших талантливых композиторов, — с особенной остротой вновь стал вопрос о серьезном неблагополучии в профессиональной музыкальной критике. И характерно, что как раз критики, не отличающиеся высокой принципиальностью взглядов (а таких, к сожалению, еще не мало), — оказались совершенно глухими к голосу здоровой самокритики.

На итоговом совещании по декаде (14 и 23 декабря) многие выступавшие товарищи (В. Мурадели, И. Дзержинский, М. А. Гринберг, А. Окаемов, К. Кузнецов, Г. Поляновский) резко и справедливо критиковали беспринципность газеты «Советское искусство» — в оценке творчества советских композиторов, показанного в концертах декады. Эти товарищи правильно указывали на отсутствие в газете серьезных теоретических статей по вопросам советского музыкального творчества и

исполнительства, на грубое перехваливание (в статье Беркова) явно неудачного виолончельного концерта С. Прокофьева¹, на странный разнобой в оценках симфонии В. Мурадели (статьи некоего Матвеенко и Шлифштейна), на трусливую зашифровку большинства статей в газете «всеспасительными» псевдонимами, на крайне ограниченный круг «своих» авторов, пишущих хоть и много, но скучно и невразумительно, и т. д.

И что же — редакция газеты «Советское искусство», в ответ на эту критику, напечатала две крикливые статейки, в которых с грубой безапелляционностью обругала товарищей, честно и прямо указавших на серьезные недочеты в работе газеты. Характерно, что о самих фактах конкретной критики газеты — редакция «скромно» умолчала; умолчала даже и о том, что вынужден был признать на совещании сам редактор газеты — В. Г ородинский, заявивший, что работники «Советского искусства» — «плохо осветили декаду, осветили неумело»².

Таким образом, «критики» из «Советского искусства» грубо исказили действительное положение дела и, не имея мужества признать и исправить свои ошибки, сознательно ввели читателей в заблуждение.

Здесь уже, следовательно, речь идет не об отдельном «частном» случае неудачливой критики, а об определенном, крайне нездоровом направлении, вернее — отсутствии принципиальной направленности в работе музыкального отдела газеты «Советское искусство».

И не случайно ведь, что за последнее время в «Советском искусстве» перестали писать очень многие наши критики и музыковеды, которые понимают огромную идейно-политическую важность твердой принципиальной борьбы с формализмом, фальшью, сумбуром — и в музыкальном творчестве, и в критике. Не случайно, конечно, и то, что весьма немногочисленные, «свои», авторы стали систематически зашифровывать статьи и заметки в «Советском искусстве» загадочными псевдонимами. Спокойно и даже весело! Матвеенко, Данин, Нильс, Всеволодский, Соколов, Еленина... — какая свежесть фантазии, какое богатство «новых» авторских кадров! К тому же и «дубинкой» пользоваться легче, — обезличка здесь весьма помогает...

Нельзя оставаться равнодушным к подобному положению дела в центральной газете по вопросам искусства, газете всесоюзного значения, призванной повседневно руководить творческой и критической мыслью нашей художественной культуры.

Советское музыкальное искусство развивается бурными, стремительными темпами. Роль подлинно-творческой, принципиальной, острой критики в этом развитии огромна. Задачи ее высоко-ответственны и почетны. Но для успешного решения этих задач необходимо покончить навсегда с сумбуром и фальшью в музыкальной критике.

_________

¹ См. газету «Советское искусство» от 26 ноября 1938 г., № 157.

² См. стенографический отчет совещания, стр. 68.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание