Выпуск № 3 (55) | 1938 - страница 10

Не случайно острие этой критики было направлено против Шостаковича, ибо: во-первых, — талантливый художник, зараженный тлетворным влиянием формализма, вдвое опасен; во-вторых, — именно талантливый художник, в первую очередь, может и должен найти в себе творческие силы — полностью перебороть мертвящее, вредоносное воздействие формализма.

Шостакович воспринял справедливую критику своих формалистских ошибок серьезно. В течение двух лет он упорно, напряженно работал над собой, над новым творческим развитием своего композиторского дарования. Законченная в этот период четвертая симфония Шостаковича не удовлетворила, и он снял ее с исполнения (во время репетиций), как произведение, не соответствующее уже новым творческим принципам композитора.

Сознавая невозможность какого бы то ни было творческого роста без решительного, категорического отказа от своих формалистских позиций, прекрасно понимая, вместе с тем, опасность и фальшь легко осуществимой внешней «перестройки», — Шостакович избрал путь наибольшего сопротивления, единственно правильный путь — основательного, органического преодоления своих формалистских ошибок — через напряженную внутреннюю творческую борьбу.

Результатом этой большой работы и явилась пятая симфония, которую сам автор определил как «деловой творческий ответ советского художника на справедливую критику».

Это заявление композитора обязывает. Известно высокое, техническое мастерство Шостаковича и быстрота его работы над партитурой. Известно также, что и над сочинением пятой симфонии Шостакович работал очень интенсивно, а временами даже с лихорадочной быстротой («третью часть я написал в три дня»… — свидетельствует автор). Стало быть, самому процессу сочинения пятой симфонии предшествовал длительный период творческой подготовки, что опять-таки говорит о серьезном подходе композитора к своей задаче и ее творческому разрешению.

Шостакович, видимо, многое передумал, пересмотрел и переосмыслил в своем творческом credo, прежде чем приступил непосредственно к сочинению своей пятой симфонии в целом, как произведения с определенной философской концепцией. И тот горячий прием, который встретила симфония в нашей аудитории, говорит во всяком случае об искренности намерений и высказываний композитора. Ибо то, что неискренне, фальшиво, — не получит отзвука в нашем слушателе, да и вряд ли вообще найдет его.

Советский слушатель — самый требовательный и, вместе с тем, самый чуткий и простой ценитель. Умея говорить суровые слова правдивой, нелицеприятной критики, он не умеет и не может оставаться безучастным к судьбе талантливого художника, к его творческому развитию, к его ошибкам и достижениям.

Естественен и понятен, поэтому, широкий и даже несколько приподнятый интерес к новой симфонии Шостаковича. Но абсолютно неестественна и недопустима мелкая спекуляция на этом

интересе, истерически подобострастное захваливание и перехваливание симфонии Шостаковича и попытки «под шумок» восторженных речей оправдать справедливо осужденное формалистское прошлое Шостаковича. Нужно сказать прямо, что такие попытки (имевшие место в высказываниях некоторых не в меру ретивых «критиков») ничего кроме вреда принести не могут. Они будут биты самым беспощадным образом.

Пятая симфония Шостаковича заслуживает всесторонней серьезной эстетической критики. И — в первую очередь — именно потому, что это — значительное произведение композитора.

Эстетическая оценка симфонического произведения вытекает из анализа его идейно-эмоционального содержания, его сюжетной композиции — в конкретном выражении логически-последовательного (драматургического) развития тематического материала, — из анализа средств художественной выразительности, их соответствия творческому замыслу композитора, наконец — из анализа мастерства формы произведения — во всем ее многообразии.

Основными эстетическими критериями в анализе художественного произведения являются народность и реализм. Метод анализа — для наибольшей полноты и четкости выводов — должен быть «двусторонним»: от целого (от общего) к частностям, и обратно — от частностей к целому, общему.

Естественно, что критик, серьезно анализирующий большое симфоническое произведение, должен подойти к нему во всеоружии твердых и ясных эстетических принципов, во всеоружии многосторонних музыкально-исторических и теоретических познаний, позволяющих ему детально разобрать все произведение — от первой до последней ноты.

Это не значит, однако, что эстетический анализ музыкального произведения он должен подменить школярским кропанием в «нотах» и «тактах» произведения, выпячивая на первый план то, что называется теоретической кухней анализа. Такие, обычно весьма многословные, но маловразумительные «анализы» приводят большей частью к очень куцым выводам и никогда почти не дают ясной, определенной эстетической оценки разбираемого произведения. Именно поэтому они не способны удовлетворить естественный интерес широкого читателя к музыкальному содержанию данного произведения, как не способны и ориентировать самого композитора в волнующих его музыкально-эстетических (а не музыкально-схоластических) вопросах.

Оставим поэтому, в стороне теоретические мудрствования и обратимся непосредственно к идейному замыслу пятой симфонии Шостаковича и его конкретному творческому разрешению.

Основную мысль, т. е. идейный замысел пятой симфонии, сам автор определяет следующим образом:

«…тема моей симфонии — становление личности. Именно человека со всеми его переживаниями я видел в центре замысла этого произведения, лирического по своему складу от начала до конца. Финал симфонии разрешает трагедийно-напряжен-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание