Выпуск № 10–11 (51) | 1937

Вспомним могучие, простые и монументальные народные хоры Грузии; вспомним импровизационные сказы и лирические поэмы азербайджанских и армянских ашугов, — с их чудесно простой и, вместе с тем, изысканнейшей мелодикой и капризной, виртуозно чеканной ритмикой; вспомним кристаллически прозрачные песни и широко развитые инструментальные «кюй’и» казахов; вспомним задушевную созерцательную лирику чувашских напевов и инструментальных наигрышей...

«Колхозное гулянье» — картина художникасамоучки И. П. Андреенкова (деревня Кириллы, Рославльский район, Западная область)

А непревзойденные по своей самобытной красоте русские и украинские песни, былины? А величественный азербайджанский эпос, воплощенный в знаменитых «мугаматах», впервые и совсем недавно зафиксированных на нотной бумаге? А песни Туркмении? А зажигательные пляски уйгур, узбеков, таджиков — с их всегда новыми, неповторимыми ритмами!..

Народ не «сочиняет», а импровизирует, творит, воплощая в законченно-прекрасных музыкально-поэтических образах многообразное, яркое и классически цельное содержание, которое определяется одним словом: жизнь. И потому формы художественного выражения в народном творчестве так же многообразны, как многообразна сама жизнь — в самом широком понимании этого слова.

«Существует не только классическая форма, — писал Гегель, — но и классическое содержание, и кроме того форма и содержание в худо-

жественном произведении так тесно связаны, что форма может быть классической, лишь поскольку содержание оказывается классическим»¹.

Это классическое единство жизненного содержания и его многообразных, всегда правдивых, форм выражения — является важнейшим и неотъемлемым качеством народного музыкального искусства. И отсюда — глубочайшая последовательность, логика развития музыкально-поэтических образов и то классическое «чувство меры», которое придает полную законченность, завершенность художественному произведению.

Этика и эстетика в народном искусстве составляют такое же глубочайшее единство. Разрыв между понятиями прекрасного и правдивого, столь характерный для упадочного буржуазного искусства, абсолютно чужд народному творчеству. Для него неприемлем и фальшивый тезис буржуазной эстетики: «прекрасная жизнь, — развивающаяся легко, без препятствий». Ибо жизнь для народа — высокая борьба, героический труд, радость преодоления.

Исторический сказ о прошлом; воспевание мужества, мудрости и силы народных героев революционной борьбы; романтика прекрасного будущего. И рядом — лирико-философские раздумья; наивно-чистое созерцание природы; поэтический образ возлюбленной. И рядом — тонкая ирония, острая шутка, злая насмешка, веселый хоровод...

Во всем этом многообразии всегда большая идейная насыщенность, глубокое благородство мысли; во всех — даже в самых «малых» сюжетах, в самых коротких напевах — обаяние величавой простоты и непосредственности.

Народное музыкальное творчество — в своей сущности — чрезвычайно динамично. Оно не знает «стояния»: неизменно движется и растет. В этом движении скрыта огромная созидательная сила. Она — первоисточник всего возвышенного прекрасного, всего жизненносильного и самобытного в мировой

_________

1 Гегель, Философия истории, Соцэкгиз. М. — А., 1935, стр. 67.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание