Выпуск № 9 (38) | 1936 - страница 26

восхищаясь стремительной скачкой его деревянных палочек по соломенной подушке, едва удостаивает осведомиться о прекрасной и большой прогрессивной попытке такого добросовестного и преданного своему делу преподавателя, как г. Майнцер. Вот уже около четырех месяцев, как он собирает по несколько раз в неделю простых людей, бедных рабочих, которые после трудового дня садятся на школьную скамью и прилежно слушают уроки ревностного и терпеливого преподавателя... О, мой друг, как было бы прекрасно увидать, что музыкальное образование народа широко распространяется и развивается во Франции! Прекрасный миф о лире Орфея, измененный под стать нашему буржуазному и прозаическому веку, может еще частично воплотиться в действительность; музыка, хоть и лишенная былых привилегий, могла бы стать силой благодетельной и несущей в себе культуру. И ее дети увенчали бы свое чело самым благородным венцом, — который народ присуждает тому, кто был его освободителем, его другом, его пророком.

Но прощайте. Письмо и так уж слишком длинно. Откладываю до следующего раза рассказ обо всех музыкальных и прочих чудесах, существование которых непрестанно открывают нам парижские афиши. В ожидании этого сажайте свою капусту, творите прекрасные книги, рассказывайте С...¹ об Ослиной Коже и любите меня всегда попрежнему.

Ф. Лист

2

Париж, 30 апреля 1837 г.²

Еще один день, и я уезжаю. Освободившись, наконец, от тысячи пут, скорее призрачных, чем действительных, которыми человек столь ребячески позволяет связать свою волю, я уезжаю в неведомые страны, в которых давно уже обитают мое желание и мои надежды.

Как птица, сломавшая решетку своей тесной темницы, расправляет фантазия свои отяжелевшие крылья и устремляет полет в далекие края. Счастлив, стократ счастлив путешественник! Счастлив тот, кому не приходится вновь идти по проторенным путям, чья нога не ступает дважды по тем же следам. Никогда не останавливаясь, проходит он через реальный мир; поэтому он видит вещи лишь такими, какими они кажутся, а людей — какими они себя выказывают. Счастлив тот, кто, сжимая руку друга, умеет выпустить ее раньше, чем ее прикосновение станет ледяным, кто не дожидается того дня, когда пламенный взгляд любимой женщины остановится на нем с холодным безразличием. Счастлив, наконец, тот, кто умеет побеждать обстоятельства раньше, чем обстоятельства победят его.

Художнику, больше чем другим, подобает раскидывать свою палатку на час и нигде не строить себе прочного жилья. Разве не чужой он всегда среди людей? Разве родина его не в ином мире? Что бы он ни делал, где бы он ни был, всюду он чувствует себя изгнанником. Ему кажется, что он знал более чистое небо, более горячее солнце, лучших людей. Что же он может сделать, чтобы обмануть свою смутную печаль, свои неопределенные сожаления? Надо, чтобы он пел и шел мимо, чтобы он проходил через толпу, бросая

__________

¹ Повиаимому, дочь Жорж Санд — Соланж.

² Напечатано в «Revue et gazette musicale de Paris», № 29 от 16 июля 1837 г.

ей свою мысль, не заботясь о том, куда она упадет, не слушая криков, которыми ее заглушают, не замечая лавров, которыми ее в насмешку венчают. Печальна и величественна судьба художника! Он не выбирает своего призвания; его призвание овладевает им и влечет его за собой. Вопреки неблагоприятным обстоятельствам, противодействию семьи, света, вопреки мрачным объятиям нищеты, вопреки кажущимся непреодолимыми препятствиям, его воля всегда тверда и направлена к полюсу, а полюс для него — это искусство, это воплощение в образах того, что есть в человеке и мироздании. Художник живет одиноким. Если события бросают его в лоно общества, он создает для своей души, среди этих диссонирующих шумов, неприступное уединение, куда не имеет доступа ни один человеческий голос. Тщеславие, честолюбие, алчность, ревность, даже самая любовь — все страсти, волнующие людей, — остаются за пределами того магического круга, который он начертал вокруг своей идеи. Удалившись сюда, как в святилище, он созерцает, он поклоняется тому идеальному образу, который всю свою жизнь будет стремиться воспроизвести. Здесь перед ним возникают неуловимые формы, краски, какие не являли его взорам самые прекрасные цветы в лучшую пору весны; он слышит вечную гармонию, ритм которой управляет мирами, и все голоса мироздания сливаются для него в чудесный концерт. Тогда пламенная лихорадка охватывает его, кровь стремительно течет по его жилам и бросает в мозг тысячи пожирающих его мыслей, от которых его может освободить только священный труд искусства. Он чувствует себя во власти неизъяснимого недуга; неведомая сила побуждает его выразить в словах, красках или звуках тот идеал, который овладел им и терзает его таким огнем желанья, такой мукой обладания, каких ни один человек не испытывал никогда к объекту своей реальной страсти. Но, когда его творение закончено, пусть даже весь мир восторженно приветствует его, сам он остается лишь наполовину удовлетворенным, недовольным и, может быть, способным уничтожить свое произведение, если бы новое видение не отвлекло его взоров от уже свершенного, чтобы вновь погрузить его в высокий и мучительный экстаз, делающий его жизнь постоянной погоней за недосягаемой целью, непрерывным усилием духа, стремящимся возвыситься до воплощения того, что он постигает в благословенные часы, когда вечная красота предстает перед ним во всем своем блеске.

Художник в наши дни живет вне социальной среды, потому что элемент поэзии, т. е. религиозный элемент человечества, исчез из современного образа правления. Что делать с художником или поэтом тем, кто думает, что можно разрешить проблему человеческого счастья, расширив некоторые привилегии и безгранично увеличив промышленность и эгоистическое благополучие? Что им эти люди, бесполезные для правительственной машины, странствующие по свету, воскрешая священный огонь благородных чувств и высоких восторгов, и удовлетворяющие своими творениями ту смутную потребность в красоте и величии, которая, более или менее заглушенная, таится в каждой душе? Прошли те прекрасные времена, когда искусство простграло свои цветущие ветви над всей Грецией и опьяняло себя своим благоуханием. Тогда каждый гражданин был художником, потому что всех — законодателя, воина, философа — поглощала идея красоты нравственной, умственной и физической. Величественное никого не удивляло, и великие дела были столь же часты, как и великие творения, которые их воспевали и в то же время вдохновляли. Мощное и суровое искус-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ф. Лист

2

Содержание