Выпуск № 9 (38) | 1936 - страница 19

5

«Роберт-Дьявол» — замечательная оперная иллюстрация к романтическому манифесту Виктора Гюго, его идейно-творческой платформе, изложенной в виде предисловия к драме «Кромвель». Все основные положения этого важнейшего в истории французского романтизма документа подтверждаются первой парижской оперой Мейербера, написанной спустя год после опубликования знаменитой статьи Гюго.

В «Роберте» даны очень конкретные музыкальные характеристики действующих лиц. Если не безличный Роберт, то Бертрам очерчен весьма определенными музыкальными штрихами. Замечу, что в оперных характеристиках Мейербера громадную роль играет оркестровка, — это характеристики не только интонационные, но и тембровые. Бертрам противопоставляется Алисе не только средствами мелодического языка, но и путем тембрового контраста тромбонов и фагота, с одной стороны, и флейт и кларнетов — с другой. Но в «Роберте» Мейербер еще, по выражению Гейне, «боязливый» или, вернее, нерешительный гений. Та фантастика, чертовщина, которая отличает «Роберта-Дьявола» от других опер Мейербера и вообще от «больших» парижских опер, также свидетельствует, что «Роберт» — еще какое-то переходное произведение в сравнении с последующими подлинно историко-героическими операми Мейербера — его «Гугенотами», «Пророком», «Африканкой».¹

Фантастика «Роберта-Дьявола» — это как бы дань традициям комической оперы («Белая дама», «Цампа», раньше «Красная шапочка», «Золушка»), для которой такая народная сказочно-легендарная фантастика была как нельзя более характерна (вспомним, что рассказ о Роберте-Дьяволе излагается в первой сцене оперы, в балладе Рембо как народная нормандская легенда, принимающая здесь, как и во «Фрейшютце», аллегорический характер). Но фантастика «Роберта», отличающая эту оперу от ее жанровых предшественниц — «Немой» и «Телля», — в то же время делает ее более романтической, чем эти оперы. И тут необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что характерные романтико-фантастические черты развились во французской комической и немецкой зингшпильной опере, как в жанрах типично мелкобуржуазных, где велико значение мечтательности и связанной с нею символики.² Даже немецкая «героическая», «большая» опера оставалась в значительной степени оперой фантастической. Характерно, что Вебер в своей «большой» героической опере «Эврианте» не мог обойти элемент чудесного, мистического; характерно, что большие оперы Вагнера до 1848 г. (к ним можно отнести и «Кольцо Нибелунгов», законченное в своей художественной концепции именно в конце 40-х гг.) — фантастичны (кроме «Риенци»). И лишь в «Тристане» и «Мейстерзингерах» Вагнер оставляет эту излюбленную немецкими романтиками область.

_________

¹И либретто «Роберта-Дьявола» совершенно неудовлетворительно по сравнению с другими оперными либретто Скриба.

² Конечно, в «Роберте-Дьяволе» фантастика уже не имеет такого характера, как в комичее ких операх или немецких зингшпилях. Ярко подчеркнутая театральность сцены в склепе и трактовка ее как пантомимно-балетного эпизода с большим драматическим развитием резко оотличает ее не только от мечтательной фантастики «Белой дамы», но и от сцены в «Волчьей долине» во «Фрейшютце». Подчеркну, что в фантастической сцене «Роберта» Мейербер не только обратил особое внимание на оркестровку, но дал яркие гармонические эффекты, использовав увеличенные и особенно уменьшенные гармонии.

Французская «большая» опера лишена этой основной черты мелкобуржуазного романтизма. Это — опера историческая, как у Спонтини, Обера, Галеви. И Мейербер от «Роберта-Дьявола» уверенно повернул в эту сторону.

«Роберт-Дьявол» — самая эклектичная и разностильная изо всех парижских опер Мейербера, но в тоже время и самая горячая, самая романтически-возбужденная. Можно, пожалуй, сказать, что хотя для самого Мейербера «Роберт» — громадная творческая веха, всеже в истории парижской «большой» оперы линия от «Немой» и «Вильгельма Телля» идет более непосредственно к «Гугенотам», оставляя в стороне «Роберта», как некое временное романтическое увлечение.

«Гугеноты» —высшая точка в творчестве Мейербера, потому что в этом произведении композитор создал замечательный образец новой историко-героической оперы, образец, который не только породил многочисленных последователей, но привел к повторениям у самого автора. В этом смысле «Пророк» не дает ничего принципиально нового, это — опера автоэпигонская, показывающая кризис не только Мейербера, но и всего жанра.

Сюжет «Варфоломеевской ночи», как бы «свободно романтически» ни был он трактован Скрибом и Мейербером, давал композитору богатейшие возможности для полного выявления своего музыкальнодраматического дарования.

В этой опере Мейербер использует разнообразнейший музыкальнотеатральный реквизит— культовую музыку, народную пляску, военные марши и хоры, хорошо известную оперным композиторам «RacheMusik» и т. д. И тем не менее, несмотря на все разнообразие и пестроту музыкального языка, «Гугеноты», может быть, в музыкально-драматическом плане наиболее выдержанная из парижских опер Мейербера, лишенная художественных метаний «Роберта-Дьявола», показывающая поразительную органическую спаянность всей композиции и соответствие композиционной формы идейно-художественному содержанию.

Хорал Марселя, итальянизмы Маргариты Наваррской, жанровые эпизоды, сцена освящения мечей — все это достаточно пестро, но это определенный стиль французского оперного театра, черты которого мы найдем и у всех лучших представителей французской драмы того времени. Вспомним, что Ганс Бюлов, строгий музыкант, которого никак нельзя заподозрить в пристрастии к Мейерберу, называл постановку «Гугенотов» своим сильнейшим оперным впечатлением в жизни (что не мешало ему при анализе оперы находить в ней многочисленные недостатки).

Почему мы называем «Гугеноты» романтической оперой, несмотря на все громадное отличие их от «Роберта-Дьявола»? Потому что, как удачно выразился В. Гюго, «романтизм — это либерализм в искусстве». Все же характерные для французского либерализма черты, получившие романтическую окраску, в «Гугенотах» налицо. Это — ораторский пафос, преувеличенная жестикуляция, игра в самые гуманные чувства, блестящая оболочка, великолепный спектакль.

Рассчетливость композиции, ставка на внешний эффект, громадное внимание, уделяемое постановочным деталям, спектаклю — все это характернейшие черты опер Мейербера, которые могут быть и положительными и отрицательными, в зависимости от того, что за ними кроется. В «Гугенотах» Мейербер еще убеждает в искренности своей романтики, в «Пророке» же внутренняя пустота становится совершенно очевидной, несмотря на ряд удачных сцен и громадную изобретательность автора.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

5

Содержание