Выпуск № 3 | 1933 (3)

Ройзентур. 17-й год. Симф. поэма.

Радзиевский. Треугольник. Для хора с оркестром. Сюита. Для симф. оркестра.

Скорульский. Вторая симфония. Два романса из эпохи гражданской войны.

Тиц. Комсомольская героическая увертюра для симф. оркестра. Песня о геройстве комбрига. Для голоса с симф. оркестром.

Финаровский. Рожденное в Октябре. Симф. оркестр.

Файндух С. На смерть Мориса Винчевского. Для хора, солиста и оркестра.

IIIейнин. Октябрь. Кантата для хора. Удррйик. Для хора. Рапорт Сталину. Для хора.

Штогаренко-Лазаренко. Марш к пуску Днепростроя. Для духового opкестрa.

Берндт. Сюита «Эстафета». Для симф. оркестра.

Богуславский. Красно-казачья дивизия в песнях.

Драненко. Торжественная увертюра к XV г. Октября. Симф. орк. Ф

оменко. Симфоническая поэма «1905 год»

Нахабин. Симфония № 1. 

3. В концертах

В симфонических концертах

Крупным событием художественной жизни должно было бы явиться исполнение шумановского «Манфреда» в конц.рте Мосфила под управлением А. В. Гаука. Гениальная поэма Байрона с ее романтической трагедией одиночества нашла почти столь же гениальное музыкальное толкование в музыке Шумана. Не только отдельные, особенно яркие моменты (ув(.ртюра, сверкающая, искрящаяся «Фея Альп», гениальный Requiem), но и вся музыка, сопровождающая текст, подчеркивает развитие действия, всюду органично сливаясь с литературным текстом. Шумановский «Манфред»— не искусственное соединение слова и музыки, а цельное произведение огромного художественного значения. Постановку «Манфреда» после многолетнего перерыва надо поставить в большую заслугу и дирижеру и Мосфилу. К сожалению, исполнение далеко не соответствовало художественному значению постановки.

Сначала — о литературной части, играющей в «Манфреде» ведущую роль. Нельзя было, конечно, давать старый перевод, далеко не точный и очень устаревший по стилю. Затем, не совсем удачен был подбор чтецов, начиная с исполнителя роли Манфреда— Юрьева. Однообразный, искусственно-приподнятый тон, ложный пафос, «декламационность» — все эти наиболее отрицательные черты старой (до-«художественно! ») актерской школы плохо вяжутся с трагическим образом байроновского героя, просвещенного европейца начала XIX в., утерявшего социальную базу и мучимого неразрешимыми для него философскими проблемами.

Из остальных чтецов нужно отметить арт. Розинер и Белевцеву, серьезно отнесшихся к своим партиям, но, к сожалению, и в их исполнении не чувствовалось подлинного ансамбля, единства замысла и выполнения.

Не вполне на высоте была и музыкальная сточрона. Гауккультурный, серьезный дирижер и исполнение оркестровых отрывков было неплохое. Но хор видимо готовился наспех и знал свою партию не слишком твердо, в результате чего исполнение было очень неуверенным.

В целом, интересное художественное начинание оказалось скомканным, плохо подготовленным и проведенным. Мы рекомендуем Мосфилу повторить в ближайшее время (скажем, в начале предстоящего сезона) «Манфреда», позаботившись о ноьом переводе, подготовив исполнение без спешки и обеспечив более удачный по ансамблю и более высокий по качеству состав исполнителей. Для роли Манфреда следовало бы, по нашему мнению, привлечь Качалова, проводившего ее исключительно тонко, умно и — в опичие от Юрьева— чрезвычайно музыкально. Музыка для Качалова не была ненужным, мешающим придатком; его исполнение органически сливалось с музыкальным сопровождением, причем Качалов не только находил общий с музыкой эмоциональный тон, но моментами и интонационно сливал свое чтение с музыкой. Этот прием, требующий огромного художественною такта и чувства меры, Качаловым был применен чрезвычайно искусно и удачно.

Еще один вундеркинд — девятилетняя Маргарита» Хейфец, дирижировавшая «Шехеразадой» и бетховенскои 5-й симфонией. «Дирижерство— темное дело» — заметил как-то Римский-Корсаков. Эта «темнота» дирижерского дела заставила многих музыкантов отнестись к факту исполнения двух крупных симфонических произведений под управлением девятилетнего дирижера с большой долей скептицизма. Что значит, в самом деле, продирижировать такими вещами как «Шехеразада» и 5-я симфония? Каждый опытный оркестрант играл эти произведения десятки раз, и после двухтрех репетиций с опытным руководителем любой хороший оркестр в конце концов может превратиться в «Персимфанс» и «благополучно» сыграть эти произведении и без дирижера. Ожидать же от малолетнего дирижера чего-нибудь большего, чем благополучное исполнение, ожидать своеобразной, оригинальной трактовки или блестящего мастерства, ьонечно, не приходится.

Но концерт (и репетиции) Хейфец показали, что никакого «трюкачества» здесь нет. Программа, правда, была предварительно подготовлена, но ребенок, ставший во главе оркестра, показал, что он имеет на это право. Девочка знает партитуру (а не только музыку, как это было с Вилли Ферреро), ясно слышит случайные или намеренные (с целью «проверки») ошибки оркестрантов и имеет отчетливое представление о характере сочинения. В смысле внешней дирижерской техники— у девочки четкий, пластический (правда, еще слишком мягкий н несколько однообразный) жест; во-время и отчетливо показываются вступления, перемены темпа и ритма, динамические оттенки.

Трактовка малодетнего дирижера, естественно, не отличалась оригинальностью и не отходила от общепринятого толкования. Но и в этих пределах 5-я симфония в смысле передачи замысла композитора оказалась слишком сложным пройзведе-

 

 

нием для ребенка. Знание партитуры, знание принятых темпов и оттенков, вообще внешняя слаженность — лишь небольшая часть того, что нужно для передачи бетхоренского замысла. Хейфец еще недостает охвата крупной симфонической формы, дельного представления о всем произведении, о развитии музыкальной тематики, на котором оно построено. Понятно, и идейный замысел одного из глубочайших сочинений Бетховена слишком сложен для ребенка.

«Шехеразада» же была сыграна вполне хорошо. Импрессионистическая красочность оркестра «Шехеразады» очень хорошо чувствовалась маленьким дирижером. Чрезвычайно свободно и уверенно были проведены все прихотливые смены темпов и ритмов; в целом— праздничная декоративность корсаковского симфонизма получила вполне художественное воплощение.

Трудно сейчас сказать, во что разовьется несомненно крупное дарование Хелфец. Надо лишь пожелать воспитателям девочки оберегать ее от чрезмерного интеллектуального напряжения, загубившего, исковеркавшего не одного талантливого ребенка.

 

Два симфонических концерта, разделенные небольшим промежутком (6— 16 апреля), прошли под управлением Л. П. Штейнберга. Штейнберг — опытный капельмейстер, владеющий техникой своего дела и обладающий некоторыми индивидуальными чертами: твердым ритмом, стремлением к. блеску, к импозантности. Однако трактовка его довольно поверхностна, и даже в смысле техническом он довольствуется обычно приблизительной слаженностью, не стремясь достигнуть полного, совершенного ансамбля.

Из двух программ, проведенных им, более или менее удачно прошла первая (в ГАБТе), составленная из произведений Р. Штрауса. Внешняя эффектность штраусовской музыки была передана Штейнбергом неплохо, хотя приблизительность, свойственная дирижеру, сказывалась и здесь. Второй же концерт (организованный Мосфилом) был явно неудачным для дирижера. Занявшая первую половину концерта 6-я симфония Глазунова была исполнена скучно. Непосредственного эмоционального подъема в музыке Глазунова нет. Мастерство же композитора, для своего полною раскрытия требующее тонкой, филигранной работы дирижера, Штейнбергом показано не было.

Сыгранная во втором отделении «Поэма экстаза» осталась совершенно непонятой дирижером. Характерные для Скрябина моменты «томления» в толковании Штейнберга звучали как какие-то придатки, в лучшем случае — интермедии между моментами собственно «экстатическими». Последним же Штейнбеиг придал характер чуть ли не военного марша. Исковерканная таким образом «Поэма экстаза» предстала перед слушателями в единственном в сезоне симфоническом концерте, посвященном (и то лишь наполовину) творчеству Скрябина.

Спрашивается, кто несет художественную ответственность за этот концерт, один ли дирижер? Нам кажется, что не меньшую ответственность несет и руководство Мосфила. Если исполнитель может ошибаться (что случается весьма часто)в оценке своих возможностей, то художественное руководство концертной организации обязано учитывать эти возможности. И провал скрябинской годовщины (концерт был приурочен к ней) безусловно лежит на ответственности художественного руководства Мосфила.

 

Французский дирижер Эрнест Ансерме дал две программы— одну из произведений Стравинского, другую - Равеля и Дебюсси (третья была составлена из сочинений, испэлнявшихся в первых двух концертах).

В исполнении Ансерме проявляются лучшие черты французской художественной культуры— исключительная тщательность отделки, тонкий вкус, чрезвычайная ясность, пластичность и, если так можно сказать, легкость трактовки. В пределах взятого им репертуара Ансерме показал себя художником крупнейшего масштаба. С особым мастерством им были проведены моменты звуковых «полутеней», игры красок Из произведений Стравинского больше всего удалась Ансерме красочная «Жар-птица», в которой родство с французскими импрессионистами чувствуется очень ясно. Из французской программы— «Облака» Дебюсси и фрагменты из редко исполняемой у нас сюиты «Лафнис и Хлоя» Равеля.

Концерты Ансерме ценны не только тем, что они явились крупным событием музыкальной жизни Москвы но также и тем, что игра под руководством дирижера такого типа как Ансерме, стремящегося не к плакатности, а к тончайшей, тщательной отделке исполнения — превосходная техническая школа для оркестра. А что мосфиловскии оркестр, по своему качеству весьма посредственный (чтобы не сказать больше), в такой школе чрезвычайно нуждается, это не требует особых доказательств.

Играя под управлением Ансерме, оркестр Мосфила показал, что он вполне способен к серьезной работе и художественному росту. Обе программы (в особенности первая) были сыграны оркестром вполне хорошо, почти без обычных для мосфиловского оркестра «неполадок».

 

Юбилейный концерт С. Н. Василенко

(Колонный зал Дома союзов, 10 февраля)

Тридцатилетие творческой работы С. Н. Василенко было отмечено симфоническим концертом под управлением автора, устроенным дирекцией музыкального радиовещания. Первое отделение было посвящено 2-й симфонии, написанной в дореволюционное время; второе состояло главным образом из сочинений, написанных после революции, в большинстве связанных с Востоком.

Симфония — произведение зрелого мастера, вполне владеющего материалом, но не имеющее однако серьезного художественного значения. Недостаток оригинальных мыслей, отсутствие настоящего динамического развития, даже ярких контрастов в настроении между отдельными частями делают симфонию мало интересным, однообразным сочинением.

Гораздо больший интерес представило второе отделение. Восток, «экзотика» (а также обработки старинной музыки — реставраторская работа) — наиболее сильная сторона Василенко. Чйсто-аэкзотические» сочинения Василенко не основаны на подлинном народном музыкальном материале и даже почти не пытаются подражать ему. В других про-

 

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет