Выпуск № 3 (3) | 1933 - страница 40

(бурный волнообразный фон, передающий картину стремительно - быстрой езды-полета), при помощи «обыгрывания декораций» — в насыщенную и волнующую музыку. Пользуясь «тончайшим сродством человеческих настроений и явлений природы, их...ассонансом»,¹ Р.-Корсаков показывает, как можно, не гнушаясь «примитивной», «внешней» изобразительностью, «сублимировать» ее, подыматься напряженности.

11

Конец 80-х и начало 90-х годов представляет в музыкально-творческой жизни Р. -Корсакова важный момент.

Его постепенное отдаление от лучших, радикально-демократических традиций «кучкизма» к этому моменту достигает максимума. Чтобы убедиться в этом : — достаточно бросить беглый взгляд на его творческую продукцию той эпохи. В 1886 г. Р. -Корсаков перерабатывает суховато академическую симфонию C-dur, затем он участвует в коллективном «поздравительном» — к именинам Беляева — квартете «B-la-f» и аналогично — через год — в сочинении квартета «Именины»; в 1887 г. появляется «чисто внешнее», по признанию автора, «Испанское каприччио», в 1888 г. — «Шехеразада», с ее арабесками оранжерейного Востока, религиозно-декоративный «Светлый праздник» и в 1889 г. типетрофированно-декоративная, совершенно отрешенная от реальности «Млада».

К 80-м же годам относится окончательный распад остатков «могучей кучки», как содружества близких по направлению художников и постепенное формирование нового сообщества вокруг «богатого гостя» — Беляева.

Памятником настроений Р.-Корсакова в начале 90-х годов является ряд его реакционнейших высказываний, записанных В. В. Ястребовым. Приведем некоторые из них: «Пределом для искусства является «видимое небо»... с «неподвижными звездами», богом, сидящим на лучезарном престоле, и диаволом, низвергнутым в ад! Все же, что вне этого миросозерцания — все это и вне средств искусства» (I ч., стр. 95). «Я положительно того мнения, что искусство, в сущности, очаровательнейшая и упоительнейшая ложь» (II ч., стр. 18). «Предложи мне кто-нибуДь в настоящее время писать «Псковитянку», я бы отказался» (II ч., стр. 83). Тут же рядом сообщается, что «Н. А. намерен ввести... новый оркестровый эффект, а именно: флажолетные глиссандо на открытых струнах виолончелей, дающее какое-то неопределенно-фантастическое звучание». «Допустить, что чернь участвовала в деле идейного развития народа, а не отдельные лица, носившие в себе «искру божества», — это значило бы прямо идти не только против истории, но даже и против здравого смысла» (II ч., стр. 99).

Комментарии к этим цитатам вряд ли нужны.

Нельзя не поставить этот период творчества и настроений Р.-Корсакова в связь с настроениями буржуазно-дворянской либеральной интеллигенции, в свою очередь вызванными периодом реакции, безвремения, какой переживала в 80-е годы Россия.

Мы остановились на «Младе». Последовавшая за ней через шесть лет в 1895 г. «Ночь перед рождеством» страдает от навязанной ей «чертовщины и боговщины», но представляет вто же время шаг вперед: здесь хоть и сильно стилизованная, но всеже — деревенская жизнь, элементы здорового юмора, «опрощение» фантастики.

Написанный годом позже «Садко» представляет дальнейшее «отступление» от периода «Млады», на чем мы еще остановимся. Творчество Р.-Корсакова в ближайшие годы, последовавшие за «Садко», продолжает линию отказа от холодной декоративности («Вера Шелога», «Царская невеста», лучшие из романсов), от систематических гонений на «музыкальную правду» («Моцарт и Сальери»).² О какой-то перемене, хотя и не резкой, свидетельствуют и другие факты.

В 1894 г. Р. -Корсаков покидает «петергофскую тюрьму», «богомольную и ханжествующую капеллу», служба в которой стала для Р.-Корсакова невыносимой. За некоторое время до этого он пишет ряд статей, из которых некоторые (о музыкальном образовании) выражали передовые для того времени идеи.

Отношение его к беляевскому кружку меняется, становясь постепенно все более отрицательным; он аттестует сочинения беляевцев как «мелкие и ничтожные», «сухие и безжизненные», порицает их «склонность

¹ А. В. Луначарский, «Горький». («Известия» от 21 сентября 1932 г.).

² В 1897 г. была написана 1 кантата «Свитезянка», по сюжету (частично— и по музыке) представляющая собой маленького спутника большой планеты — «Садко». И характерно: несмотря на то, что сюжет дает очень широкое поле для фантастического колорита и изобразительности, Р.-Корсаков использует его в минимальной мере!)

к эклектизму», к «музыке париков и фижм». В 1895 г. Р. -Корсаков с отвращением пишет о петербургских музыкантах, «плюющих в колодезь, из которого пили» («могучая кучка») и тем самым в некоторой мере декларирует свою близость принципам «новой русской школы».

У нас нет достаточных данных, чтобы делать заключение о том, в какой мере этот роворот связан с общественными сдвигами 90-х годов. Быть может, изучение архивных материалов Р.- Корсакова поможет пролить свет на этот вопрос; пока же приходится принимать это как факт и не забывать всей относительности, временности этого поворота.

Творчество Р. -Корсакова в период «Садко» и предшествующий ему позволяет провести аналогию с той отраслью русского искусства, которая близка была композитору-колористу, — с живописью.

Появившиеся в результате отхода передвижничества от идейно-обличительной тематики черты: интерес к русской старине, сказочности, колориту, экзотике, — вполне, как мы видели, близки Р.-Корсакову. Вместе с тем нельзя полностью проводить знак равенства между творческими убеждениями Р.-Корсакова и типичных для этой эпохи и во многом близких Р.-Корсакову художников. Напр. во многом — в сказочно-этнографической и исторической тематике, в колорите — Р.-Корсакову был близок В. Васнецов; но нельзя в то же время упускать черт различия между верующим националистом Васнецовым и безрелигиозным, никогда не склонным к чванному национализму Р.-Корсаковым.

Не случайно сюжеты, связанные с «Садко», привлекли к себе внимание мастеров изобразительных искусств: Репин в 1876 г. написал картину «Садко»; чутко отзывавшийся на веяния современности, он отразил в своем творчестве этот национально-сказочный мотив.

В 1899 — 1900 г. Врубель исполнил скульптуры «Садко» и «Волхова» для майолик абрамцевской фабрики, принадлежащей С. Мамонтову. Сюжеты, подобные «Садко» — стилизованный русский эпос — весьма ценились в кругу капиталиста-меценат^ Мамонтова. Не случайно «Садко» был впервые поставлен Мамонтовым; не случайно Садко и Волхова популяризировались абрамцевской фабрикой.

Попробуем оценить «Садко» с точки зрения его соответствия или несоответствия идеалам «могучей кучки» — в их наиболее передовых проявлениях. О художественной правде, как мы много раз видели, Р. -Корсаков заботится без особого жара; он заранее готов оправдать любое невероятие тем, что «знайте, в сказке ложь, все одно и то ж, что густая рожь на полях»;¹ точно так же, в случае тех или иных несоответствий музыки и действия Р.-Корсаков склонен ссылаться .на то, что «так вышло лучше со стороны чисто музыкальной»,² иначе говоря, музыка в большинстве случаев выходила победителем из таких конфликтов. Сдержанность P.-Корсакова по отношению к «художественной правде» видна и в недостаточно бережном отношении к словесно-драматической ткани (которое особенно оттеняется заботливостью в отношении ткани чисто музыкальной): Р.-Корсаков постоянно соединяет, одновременно накладывает друг на друга разные тексты, и наоборот — разрывает их, причем слушатель не слышит ничего или воспринимает обрывки то одного, то другого. В ряде случаев это как-раз оправдывается реальной обстановкой (сплетение голосов в массовых сценах), но можно привести и ряд других случаев, напр., появление настоятелей [153] 6-ю тактами отрывает «сапожки зелен сафьян» от «гвоздочков золотых», которыми те подбиты; вспомним и о том, что мы назвали «сюжетными наложениями».

В этом основном вопросе Р.-Корсаков, таким образом, достаточно далек от кучкизма.³

Такого же порядка явление — слабый драматизм «Садко». Р.-Корсаков склонен был недоверчиво относиться к требованиям драматизма в опере, истолковывая его как «сладкопение с высокими нотами, а в промежутках задыхающийся говорок» («Летопись», 243), т. е. видя в драматизме лишь его внешнюю, наносную, отрицательную сторону. Кри

¹ Из «Сказки о царе Салтане».

² Ястребцев, I, стр. 32; также — о сочинении «Ночи» («Летопись», стр. 286); о купюре в былине Нежаты (там же, 289); также — последний пункт предисловия к опере «Садко».

³ От «правды» Р.-Корсаков отступил и в вопросе о фиоритурах, отсутствие которых «было... чуть ли не на первом плане и нашем (кучкистском. В. Ц.) кодексе необходимых требований от настоящей, хорошей музыки» (Ястребпев, II, 99) — ср. партию Волховы, которая в этом отношении является наследницей Снегурочки и Оксаны и предшественницей Лебеди и Шемаханской царицы.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

11

Содержание