Выпуск № 3 (3) | 1933 - страница 16

дельности, по существу скрывает служение средствами искусства прогрессивному национально - освободительному демократическому движению.

Демократичность творчества немецких романтиков становится очевидной при попытке обнаружить подлинного «героя» их творчества. Это — не байроновский сверхчеловек, это — немецкий мелкобуржуазный интеллигент, под маской поэта, бюргера, ремесленника, крестьянина несущий с собой противоречивые и всеже передовые для своего времени идеи классической немецкой философии и национального освободительного движения. Он несравненно более понятен и близок достаточно широким массам, чем листовские и берлиозовские Фаусты и Дон-Жуаны. Это — лживой, реальный человек своего времени и своего класса, несколько сентиментальный, меньший индивидуалист, чем он себя хочет показать, горячий и увлекающийся, мечтающий и наделенный благородными идеалами, но не имеющий вместе со своим классом той исторической силы и воли, которые позволяли бы ему не только на определенном этапе содействовать прогрессу человечества, но и попытаться самостоятельно осуществить свои идеалы в исторической практике. В решительный момент, когда на историческую арену выходит пролетариат, этот герой оказывается героем» в кавычках, а его классовая прослойка предает революцию, но история немецкого мелкобуржуазного романтического героя охватывает несколько десятилетий и на определенном этапе его национально-демократические черты несомненно играют положительную роль.

Демократизм немецких романтиков сказывается у них в огромном развитии песенного (именно песенного, а не романсового) жанра. Опять-таки не случайно, что напр, песни Шуберта, игнорировавшиеся при жизни композитора немецкими буржуазными издательствами, чрезвычайно быстро нашли себе доступ в широкие массы и завоевали там громадную популярность.

Все эти положительные черты немецкого музыкального романтизма обеспечили ему то значительное и глубоко своеобразное место, которое занимает он в музыкальном наследстве. И именно они, а не свойственная немецким романтикам бюргерская ограниченность, известное довольство и самодовольство, так же как и сентиментальность (особенно проявляющиеся, хотя и не составляющие основной характерной черты у Мендельсона), созерцательная пассивность, настойчивое самозамыкание в сфере личных интимных переживаний — именно они заставляют внимательно отнестись к немецкому романтизму, отнюдь не игнорируя его и не отмахиваясь от необходимости критически освоить его, как эго делала РАПМ, прикрываясь правильной лишь как исходный пункт для анализа музыкального наследства тенденцией общей деградации буржуазного искусства после Бетховена.

7

Не случайно романтизм как господствующее течение заканчивает свое существование 40-ми годами. Следующая за ним эпоха не выдвигает ни одного сколько-нибудь значительного композитора, представителя действительно романтического направления. Единственно более или менее близкое к романтизму произведение— «Кармен» Бизе. Но, во-первых, оно является единственным такого типа произведением и в творчестве самого Бизе, во-вторых, элементы реализма в нем проявляются с силой неизвестной и недоступной предшествующей романтической музыке.

Довольно значительно влияние немецкого романтизма на творчество Грига. Мы не будем давать здесь анализа его творчества, укажем лишь на то, что Норвегия сильно запоздала в своем капиталистическом развитии, в своей борьбе за буржуазную национальную самостоятельность и, будучи экономически и политически довольно сильно еще оторванной от капиталистической Европы, лишь в конце XIX в. в своеобразной форме переживала те процессы, которые ведущие страны Европы прошли в начале XIX в.

Для правильного уяснения истории музыкального романтизма необходимо отметить, что во второй половине XIX в. не только не появилось новых значительных композиторов-романтиков, но и некоторые композиторы, которые в 30 — 40-х годах еще стояли на позициях мелкобуржуазного романтизма, ушли от них, перейдя на другие классовые позиции, пережив глубочайшие кризизы мировоззрения и восприняв иные идейно-творческие установки.

Так напр. случилось с Листом. Его творческий и идейный путь чрезвычайно ярко можно проследить по одному из наиболее значительных, пожалуй, хребтовому циклу его произведений — «Годы странствий». Этот цикл сочинялся Листом на протяжении почти сорока лет. В его основу легла глубоко романтическая идея о странствиях человече-

ского духа, ищущего истину. Само название цикла «Годы странствий» связано с романтической идеализацией докапиталистических, ремесленнических отношений.¹ И на самом деле этот цикл есть «годы странствий» самого Листа как мелкобуржуазного романтика.

Первый вариант этого цикла (он называется «Альбом путешественника») открывается уже упомянутой нами выше ф-п. пьесой «Лион». Однако в последующих вариантах цикла эта вещь исчезает, и первый «Год странствий» («Швейцария»), сочиненный в 30—40-х годах, ограничен лишь произведениями, проникнутыми романтической натурфилософской идеей слияния человеческой души с природой. Но «душа» видимо не находит здесь того, что она ищет.

В 50-х годах «душой» овладевает буржуазная идея «искусства для искусства». Так создается второй «Год странствий» («Италия»), где «душа» пытается раствориться в прекрасном. Это есть полный отказ художника от участия в классовых битвах, и как бы эпиграфом к нему может служить написанный в тот же период программный вступительный сонет Теофиля Готье к его «Эмалям и камеям»:

В часы всеобщей смуты мира
Оставил Гете ратный стан
И создал «Западный диван»,
Оазис, где рокочет лира.
Для Низами забыв Шекспира,
Он жил мечтой далеких стран
И ритмом звучным, как орган,
Пел о Гудуд, живущей сиро.
Как Гете на свою тахту
В Веймаре убегал от прозы
Гафизовы лелеять розы,
Оставив дождь и темноту
Стучаться в окна мне сильнее,
Я пел «Эмали и камеи».

Но и на этом не заканчиваются «странствия» «души», и вчерашний романтик, бывший сен-симонист, почти бунтарь, которого, по словам его матери, «вылечили пушки революции 1830 года» — Лист в 60-70-х годах пишет третий «Год странствий». Теперь его душа странствует по кардинальской «Вилле Д'Эсте», в окрестностях папского Рима. И, пройдя через глубочайший, смертельный пессимизм двух «Тренодий», пережив последний кризис в максимилиановском похоронном марше,² заканчивающемся торжеством аскетической веры, преодолевающей смерть, в католическом экстазе Лист восклицает: «горе вознесем наши сердца» (Sursum corda) — последняя вещь третьего «Года странствий» и всего цикла.

От «Лиона»— до «Sursum corda», от сенсимонистских увлечений — до служения устоям католической церкви! Таков путь Листа. От «Полонии» — до «Парсифаля», от Фейербаха — до Шопенгауэра — таков путь Вагнера. От мелкобуржуазного бунтарства — до перехода на крайние реакционные буржуазные позиции — таков путь мелкобуржуазного романтизма, который перестает быть и мелкобуржуазным и романтизмом, ³ в котором если и остаются следы былого бунтарства, то это уже скорее аристократическая фронда против капитализма, — разумеется, в пределах единого фронта и ненависти против пролетариата и революции.

Путь Листа и Вагнера с исключительной яркостью показывает, что для романтика, после окончательного крушения мелкобуржуазных иллюзий и романтических идеалов, остаются лишь два выхода: или, стать на позиции пролетариата (Сальвадор) или же перейти на позиции воинствующего, реакционного буржуазно-аристократического блока. И в том ив другом случае мелкобуржуазный романтизм перестает быть самим собой.

Правда, есть видимость третьего пути: когда мелкий буржуа, политически ставший, бисмаркианцем, пытается еще у себя на дому мечтать и делать вид, что он романтик. Таков был напр. Брамс. Но мертвый академизм формы, выпирающая отовсюду надуманность приемов письма, отсутствие подлинной

_________

¹Идеализация докапиталистических отношений вообще характерна для мелкобуржуазных романтиков и не только в искусстве (напр. Сисмонди). Объяснить ее довольно легко. Протестуя, иногда возвышаясь до бунта против капитализма, мелкобуржуазный идеолог не в состоянии дойти до идеи пролетарской революции как единственного выхода из капитализма. Поэтому он, естественно, пытается вернуть докапиталистические отношения, либо откровенно идеализируя их, либо скрывая это под маской той или иной социалистической утопии.

² Чрезвычайно характерно, что этот марш посвящен памяти ставленника Наполеона III, — мексиканского «императора» Максимилиана I, 19 июня 1867 г. расстрелянного мексиканскими революционерами.

³ Мы подчеркиваем уход Листа и Вагнера от романтических позиций, исходя из нашего определения романтизма как мелкобуржуазного явления. Если применить другое терминологическое определение романтизма как формы реакционного-феодально-аристократического мировоззрения, то можно было бы сказать, что Лист и Вагнер в 50 — 60-х годах пришли к романтизму. Однако, повторяем, — это лишь терминологическое различие. Существо же дела заключается в том, что единого для всех классов романтического мировоззрения не было и не может быть.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

7

Содержание