Выпуск № 12 (29) | 1935 - страница 38

они были забыты. Молодой Венявский, напряженно искавший новых путей в развитии своей индивидуальной техники, тщательно изучавший немногочисленные в то время печатные произведения Паганини, воскресил забытые приемы итальянского маэстро. Восемнадцатилетним юношей он пишет свои знаменитые этюды «L’ecole moderne pour violon seul». Этот синтез своих виртуозных идеалов он посвящает Фердинанду Давиду.

Глубокое изучение техники, новые представления о скрипичном звучании приводят его к мысли о перемене своей постановки правой руки.

Настойчивые предостережения глубоко чтимого им Массара не могли его поколебать. Отныне он применяет в игре более высоко поднятый локоть и более глубокую хватку смычка. Указательный палец, плотно охватывающий трость, приобретает решающее значение в извлечении звука. Такая постановка больше соответствовала его идеалу интенсивного и компактного звучания. Совершенно отличная от поверхностной и мелкой манеры держания смычка представителями немецкой и франко-бельгийской школ — во главе со Шпором и Вьетаном, — она дала возможность Венявскому в огромной степени расширить диапазон звуковых красок и добиться большего разнообразия в характере штрихов ¹ . Его «martelé pathétique», «sautillé», «staccato à ricochet» вызывали восторг слушателей неслыханными до него волшебными звучаниями. Классическое «staccato serioso» Шпора и Липинского уступило место невероятной быстроте стаккато Венявского, которое современники назвали «staccato du diable». Вот что рассказывал позднее сам Венявский о своей упорной работе и настойчивых поисках новых технических приемов: «В молодости слабой стороной моей техники было отсутствие быстрого стаккато. Я помню, что еще будучи мальчиком, занимаясь в Парижской консерватории, я был сильно огорчен этим дефектом моей игры. Директор Даниэль Обер, утешая, убеждал меня, что и без стаккато можно быть великим артистом. Не раз во время концертов, когда публика с энтузиазмом принимала мою игру, я говорил себе: если бы они знали о моем недостатке, то не устраивали бы мне таких оваций. Работал как одержимый; старался добиться стаккато движением свободного локтевого сустава, как учил меня Массар. Однако все мои усилия были напрасны — штрих не получался. Не раз я был близок к отчаянию. Однажды занимался целый день до поздней ночи. Лег спать вконец усталый и изнуренный. Часто во сне организм повторяет бессознательно те же самые движения, которые перед тем проделывал во время работы наяву. Так было и на этот раз. Во сне чувствую, что правое плечо делает движение стаккато, и внезапно убеждаюсь, что это детски просто. Вскочил с постели, беру скрипку и пробую; и вот начинаю отлично играть ровное и быстрое стаккато, но исполняю его не движением свободного локтевого су-
_______

¹ Постановка правой руки Венявского, предвосхитив задолго новейшие требования, предъявляемые к скрипичному исполнению, явилась крупнейшей вехой в истории техники игры на скрипке. Современная скрипичная педагогика плодотворно использовала принципы постановки Венявского.
Л. Ауэр был первым — после Венявского — широко применившим в педагогической практике глубокую хватку смычка и более высоко поднятый локоть. Эта постановка, известная в методической литературе как постановка «русской скрипичной школы»
(см. К. Флеш, «Die Kunst des Violinspiels, том I), представляет собой важнейшее звено в исторической эволюции постановки правой руки и держания смычка: немецкая школа — франко-бельгийская — русская. Эта эволюция происходила под влиянием изменяющихся художественных требований различных эпох к скрипичному звучанию и средствам выразительности.

става, а всем плечом, мускулы которого были сильно напряжены. В дальнейшем я работал над стаккато этим приемом, прося свою мать во время занятий крепко сжимать мое правое плечо. Добившись полного овладения штрихом, я был бесконечно счастлив, и с этих пор мое искусство доставляло мне настоящую радость» ¹. Своим ученикам Венявский часто повторял слова Байльо «Savoir travailler — c’est un talent» (умение работать — это талант).

В трудных местах Венявский любил делать пометки на нотах: «II faut risquer» (надо рисковать). Этим словам он оставался верен всю жизнь. И в головокружительных темпах пассажей, вызывавших восторженный шопот изумления в зале, и в болезненной страсти к игре в рулетку, в «rouge et noir», его одинаково пленял риск. Осторожность, медлительность, колебания были чужды этому гигантскому темпераменту. Ему было невыносимо долгое пребывание на одном месте. Он тяготился званием придворного солиста, ненавидя печальную обязанность выступать перед коронованными особами, по его словам «des personnages aussi illustres que glacials» ².

Он мечтал о том времени, когда сможет отдаться всецело композиции, а на скрипке будет играть только для себя и своих друзей. Но у него семья. Жена и дети. Вечная нужда в деньгах тяжелым кошмаром гнетет его. Под кнутом нужды он бросает все, отдаваясь превратностям жизни странствующего виртуоза.

Его всюду встречали как величайшего мастера своего инструмента. Беспрерывно путешествуя, он переезжает из города в город, из страны в страну. Он объезжает всю Европу и Америку. В Америке за короткое время дает около трехсот концертов. Импрессарио — эта уродливая тень, следующая по пятам артистической карьеры, превращает его дивный талант в проклятые, но нужные ему деньги. Кабальные условия, стиравшие грань между творчеством артиста и автоматической работой механизма, разрушительно отозвались на его некрепком от природы здоровье. Морально и физически надломленным возвращается он в 1875 г. в Европу. Проходит еще несколько лет в беспрестанных концертных поездках. Грозные симптомы наступающей болезни сердца дают себя знать все чаще и сильнее. 1878 год Венявский проводит в Берлине, где он долгие годы не концертировал. Его выступления — сенсация сезона — были для него сплошным триумфом. На последнем выступлении 11 ноября в Kroll-Opera великий Иоахим, друг и почитатель Венявского, привел своих учеников по Hochschule послушать этого удивительного скрипача. Видимо больной и страдающий Венявский играл в этот вечер сидя. Однако через некоторое время сильный припадок астмы заставил его бросить играть... Минуты мучительного неведения. Иоахим бросился в артистическую, куда отнесли больного артиста. Вместо ответа на вопросы Иоахима Венявский протянул ему свою скрипку. В взволнованном воображении Иоахима промелькнула мысль: ...«Сорванный концерт... публика... импрессарио...» Он понял своего друга. Из ослабевших рук Венявского он взял скрипку и, выйдя на эстраду, сыграл «Чаконну» Баха так прекрасно, как никогда до того не играл. Когда Иоахим кончил, Венявский, тем временем немного оправившийся, неуверенными шагами вышел на эстраду и со слезами благодарности обнял своего друга. «Трудно описать эту
_______

¹ Arno Kleffel, «Reinische Theater und Musikzeitung», 1934, № 12. Цитирую по книге J. Reiss, «Heinryk Wieniawsky», стр. 30.

² «Людьми столь же знаменитыми, сколь и равнодушными».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание