такого, что чуждо широкому массовому слушателю нашего времени». Взволновать же массовую аудиторию могут в «Сказании» только «отдельные... его эпизоды, взятые вне общего контекста (например, гениальная «Сеча при Керженце»)...» Но даже об этих эпизодах Ю. Келдыш говорит вскользь.
Данная Ю. Келдышем оценка «Сказания о граде Китеже» не имеет ничего общего с объективным подходом к классической музыке. Оперу Римского-Корсакова надо рассматривать как музыкально-драматическое целое, а не выхватывать из нее лишь одну черту, одну линию и на этом строить произвольные выводы. Призыв Ю. Келдыша не обходить противоречия в творчестве классиков сводится на деле к мелочным придиркам, к нигилистическим утверждениям, которыми подменяется конкретная характеристика идейно-художественных достижений композиторов.
Однобокая нигилистическая — так же, как и апологетическая — критика игнорирует метод целостного, научно и художественно убедительного анализа конкретных явлений музыки. Она ведет к сглаживанию индивидуальностей, мешает понять новаторские черты выдающихся произведений прошлого и настоящего, устанавливает узкое, упрощенно-школярское толкование реализма.
В этой связи не лишним будет вспомнить об одной характерной особенности дискуссии в Большом театре СССР, вызванной появлением в «Советской музыке» статей Ю. Келдыша и Г. Орлова. Авторы статей правильно подняли вопрос о недопустимости коренной переделки либретто «Сказания о невидимом граде Китеже». Но, предупреждая Большой театр об опасности произвольных «подчисток» в содержании «Китежа», Ю. Келдыш очень слабо мотивировал эту здравую мысль собственным отношением к данному произведению. Даже напротив: точка зрения Ю. Келдыша подсказывает театру необходимость коренных изменений либретто либо вообще отказ от постановки этой оперы. И это противоречие во взглядах Ю. Келдыша дало повод некоторым участникам дискуссии отстаивать мнимое «право театра» на коренной пересмотр содержания классической оперы — вместо того, чтобы проявить подлинно творческое отношение к «Сказанию о граде Китеже» и смелое новаторство в создании реалистических традиций сценической трактовки оперы.
Верное требование правдиво раскрывать противоречия в творчестве крупных композиторов прошлого не имеет ничего общего с вульгарно-социологической «проработкой» музыкальной классики. К сожалению, пережитки вульгарно-социологических взглядов все еще проявляются в музыкознании. От подобных пережитков несвободны даже некоторые статьи в таком авторитетном издании, как Большая Советская Энциклопедия.
Серьезные недостатки в работе музыкальной редакции БСЭ не раз подвергались критике. Об этом писали в «Советской музыке» Ю. Кремлев и В. Виноградов1. На неправильные тенденции в статьях о Вагнере и Берлиозе, опубликованных в БСЭ, указывал и автор этих строк2.
Ошибки музыкальной редакции БСЭ в освещении западноевропейской классики очевидны. Не хочет их видеть только член главной редакции БСЭ Ю. Келдыш, упорно защищающий явно слабые статьи о Вагнере и Берлиозе. Ю. Келдыш особенно возмущается тем, что ошибки упомянутых статей связаны были мною с пережитками вульгарно-социологических взглядов. Между тем это именно так.
_________
1 «Советская музыка» №№ 7 и 11 за 1953 г.
2 Статья «За боевую музыкальную критику» в № 6 «Советской музыки» за 1953 г.
Показательна в этом отношении статья о Вагнере (в томе VI БСЭ). Автор — проф. Р. Грубер и его редакторы ставят, по существу, знак равенства между реакционно философскими взглядами Вагнера и объективным содержанием его творчества. Не давая анализа музыки Вагнера, Р. Грубер в своей статье находит нужным наделять почти все произведения немецкого композитора чертами реакционности, мистицизма, великогерманского шовинизма.
После характеристики двух ранних вагнеровских опер Р. Грубер пишет: «Освободительно-бунтарские мотивы звучат в опере "Риенци", но в следующей за ней опере Вагнера "Летучий голландец"... вновь заостряются реакционные романтические тенденции, находящие продолжение в сперах дрезденского периода». По мнению автора, в «Тангейзере» и «Лоэнгрине» «еще более резко обнаруживается идейно-художественная противоречивость творческого развития Вагнера». Перечислив кратко достоинства музыки этих опер, автор тут же сообщает: «Вместе с тем, в них нашли отражение романтико-мистические взгляды, типичные для немецкого романтизма». В таком же духе характеризуются более поздние произведения Вагнера — с той только разницей, что, поскольку в это время Вагнер полностью перешел «на позиции реакции», в них, по мнению Р. Грубера, во много раз больше ошибок и противоречий, чем в раннем творчестве композитора. Единственное «светлое пятно» в позднем периоде творчества — опера «Нюрнбергские майстерзингеры», но и в ней... лишь «некоторые черты народности» причудливо сочетаются (по воле автора статьи) с проявлением «великогерманского шовинизма».
Усиленно «прорабатывая» оперные произведения Вагнера в целом. Р. Грубер заявляет: «При художественно-рельефном выражении отдельных эмоциональных состояний Вагнер, как правило, не создавал жизненно типических образов, характеров и ситуаций». Итак, антиреалистичны не только оперы Вагнера; безжизненны, надуманно символично все или почти все вагнеровские образы. Но как же быть тогда с психологической правдивостью таких героев, как Эльза, Зигмунд, Брунгильда, персонажи «Мейстерзингеров»? Как быть с реалистической силой таких отрицательных образов, как злобная Ортруда и Тельрамунд в «Лоэнгрине», тупой Бекмессер в «Мейстерзингерах»? Ведь все это живые, полнокровные образы, гениально воплощенные в музыке, не потерявшие своей худо жественной ценности и в наши дни!
Однобокий характер статьи определяется двумя ошибочными тенденциями: во-первых, игнорированием художественной специфики музыки, ее образно-художественного содержания; во-вторых, ограниченным, ложным пониманием задач исследователя при рассмотрении действительных противоречий в творчестве художника. Одно дело — разоблачать ошибки и реакционные тенденции в творчестве и философии Вагнера, а другое — начисто перечеркивать все его наследие, изредка отделываясь сомнительными похвалами композитору.
Читая статью Р. Грубера, утверждаешься в мысли, что автор даже и не пытался объяснить, почему музыка лучших творений Вагнера и сегодня захватывает слушателя. Проявляя чрезмерную «осторожность» в оценке художественных завоеваний Вагнера, автор заметно оживляется, когда говорит, что музыка композитора лишена «жизненно типических образов, характеров и ситуаций», что в его реформе музыкального театра проявились и «ложное идеалистическое понимание искусства, крайний индивидуализм, губительное влияние мистических идей реакционного романтизма», и «антиреалистические тенденции», и «антидемократических тенденции», и «искусственность развития интриги, статичность, ложный пафос», и т. д., и т. п.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Правда о советской музыке и советском композиторе 5
- Десятая симфония Д. Шостаковича 10
- Оптимистическая трагедия 27
- Слово слушателя 31
- «Степан Разин» 33
- «Севиль» 41
- Дискуссия о песне 49
- На родине М. И. Глинки 55
- Украинская тема в творчестве Мусоргского 70
- Дворжак и русская музыка 78
- К спорам о наследстве 90
- Украинский кобзарь Остап Вересай 98
- К северу от Томска... 106
- О музыкальном воспитании в школе 112
- Из опыта эстонской хоровой культуры 116
- Из писем читателей 118
- Всесоюзное совещание по вокальному образованию 126
- Из концертных залов 128
- Музыкальная культура нового Китая 140
- Искусство в борьбе за единство Германии 144
- Творческая дружба 146
- В музыкальных журналах 147
- Книга о чешской музыке 150
- Фортепианные сочинения Глинки 155
- Песни демократической Германии 156
- Дискуссия в Большом театре 158
- По страницам газет 161
- Сатирикон 163
- Хроника 168
- Памятные даты 173