Выпуск № 10 (143) | 1950 - страница 17

Эти тексты неравноценны по их литературному уровню. Положено на музыку множество стихотворений, начиная от стихов Пушкина и Лермонтова, кончая третьестепенной поэзией, произведениями Ратгауза и Ростопчиной. Так, в обширном списке романсов Чайковского мы встречаем всего лишь два стихотворения Пушкина — «Соловей» (из цикла «Песни западных славян») и «Песня Земфиры» (из «Цыган»), одно стихотворение Лермонтова — «Любовь мертвеца», семнадцать стихотворений Плещеева, одиннадцать — А. К. Толстого, десять — Мея, по шести — Ратгауза и К. Р., пять — Апухтина, четыре — Фета, три — Полонского, по два — Майкова, Тютчева, Сурикова, Мережковского, по одному — Аксакова и Некрасова. Есть еще совсем неприметные имена, вроде Грекова, переводы с французского, немецкого, польского и, наконец, два романса на тексты, сочиненные самим композитором. Мы не станем тут разбираться в личных литературных вкусах Чайковского. Если сюжеты своих опер он брал из золотого фонда русской литературы, то в романсах он часто удовлетворялся значительно менее ценным поэтическим материалом. Было бы ошибочно на основании этого списка делать вывод, что именно второстепенная поэзия оказалась наиболее пригодной для музыкального воплощения в жанре романса. Вдохновенная лирика Пушкина и Лермонтова широко использована другими композиторами: Глинкой, Балакиревым, Даргомыжским, Римским-Корсаковым и другими.

Какое же качество является основным в столь различных по литературному уровню текстах романсов Чайковского? Это качество — искренняя и открытая эмоциональность. Подавляющее большинство романсов — любовная лирика. Но и в лирике этого рода возможны самые различные оттенки. Что же предпочитает Чайковский? Прямое обращение лица, произносящего текст, к другому человеку или к его образу, всплывающему в воспоминании. Человек охвачен эмоциональным порывом, переполняющим все его существо. Под напором чувств вырываются слова, окрашенные определенным настроением, их не сдержать, они должны быть произнесены именно в данный момент. В этом заключаются и трудность передачи подобных романсов, и благодарная их сторона для исполнителя. Мы словно присутствуем при глубоко личном, непосредственном объяснении между лирическим героем романса и невидимым, но явно ощутимым собеседником, к которому обращена его речь. И этот, не до конца проявленный, но все же присутствующий в тексте драматический элемент особенно впечатляет слушателя, делая его соучастником драмы, происходящей перед его мысленным взором.

«Не верь, мой друг...», «Ни слова, о, друг мой...», «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре», «О, спой же ту песню...», «Уноси мое сердце в звенящую даль...», «Зачем же ты приснилася, красавица далекая...», «Я тебе ничего не скажу...» — вот характерные фразы, открывающие романсы Чайковского. Сюда примыкают серенады и колыбельные, по своей сути являющиеся призывами или обращениями.

Подчас такие обращения возникают на фоне описания картин природы. Подчеркнем, что пейзажи в романсах вообще не бывают нейтральными зарисовками, они иллюстрируют внутреннее волнение человека. Пейзаж в романсе — средство, помогающее выразить чувство и передать его собеседнику. Так, мирное описание природы в стихах А. Толстого «На нивы желтые нисходит тишина» прерывается возгласом «Душа моя полна разлукою с тобой и поздних сожалений». А идиллические краски Ратгауза в стихах «Закатилось солнце» служат фоном для возникающих светлых воспоминаний.

Более шестидесяти романсов Чайковского (что составляет подавляющее большинство) по своим темам представляют эмоциональные обращения, прямую взволнованную речь. Очевидно, такой отбор не случаен. Именно тексты подобного рода казались Чайковскому исключительно благодарными для романсов. Несомненно, здесь имели значение особая динамичность, подвижность таких стремительных излияний. Примечательно, что в тех немногих случаях, когда композитор сочинял собственный текст для романса, его стихи отличались теми же свойствами, выраженными особенно обнаженно. Перечтите написанные самим Чайковским слова романса «Так что же?» с его взволнованными драматическими возгласами или романса «Простые слова» — до какой степени порывисто и напрямик высказывается их герой!

Но, может быть, это индивидуальная склонность Чайковского, его личное отношение к отбору текстов, резко отличающееся от вкусов и склонностей других композиторов? Конечно, личные вкусы в данном случае играют значительную роль. Однако, даже беглое ознакомление со множеством образцов русского классического романса убеждает нас, что Чайковский в своих требованиях не одинок (разумеется, мы говорим лишь о текстах, оставляя в стороне глубокое различие музыкальных характеров, присущее каждому отдельному композитору). Вот наиболее известные романсы Глинки, эти полные высокого совершенства жемчужины русского романсного искусства: «Я помню чудное мгновение», «Пью за здравие Мери», «В крови горит огонь желанья», «Я здесь, Инезилья», «Не искушай», «Сомнение». Столь различные тексты Пушкина, Баратынского, Кукольника! Что общего между ними? Здесь тоже эмоциональные обращения: светлые, достигающие удивительной ясности и одухотворенности, или кипуче страстные — у Пушкина, проникнутые горечью — у Баратынского, театрально-романтические, но все же исполненные живой страсти — у Кукольника.

Что приходит на память в первую очередь, когда мы вспоминаем стихотворения наших классиков, наиболее талантливо и ярко воплощенные в русском романсе, «Не пой, красавица, при мне», стихи Пушкина, положенные на музыку Глинкой, Балакиревым, Римским -Корсаковым, Рахманиновым, «Я вас любил, любовь еще, быть может...» — пушкинский текст, также неоднократно положенный на музыку, романсы Римского-Корсакова на стихи Пушкина — «Редеет облаков летучая гряда», «На холмах Грузии», «Ненастный день потух», романсы «Ночь» (Пушкин — Рубинштейн), «Для берегов отчизны дальной» (Пушкин — Бородин), «Мне грустно» (Лермонтов — Даргомыжский). Нет возможности перечислить все широко известные шедевры русской романсовой культуры. Но самое поверхностное знакомство с их текстами подтверждает высказанную выше мысль: основа романса — сильное, непосредственно выражаемое чувство.

Однако было бы глубоко ошибочно утверждать, что в романсах все сводится только к личным любовным переживаниям, к драме, происходящей между двумя людьми. У того же Чайковского мы встречаем романсы — философские раздумья («Подвиг» на текст Хомякова), романсы, где лирическое состояние целиком вызвано впечатлениями от природы («Ночь» на слова Полонского, «Растворил я окно» на слова К. Р.) или, наконец, романсы-повествования, приближающиеся по своему характеру к балладам («Корольки» на слова Сырокомли — Мея, «Новогреческая песня» на слова Майкова). У других же композиторов именно такие жанры разработаны в значительной степени. Так, Римский-Корсаков, склонный к более сдержанному раскрытию своих эмоций, значительно чаще, чем Чайковский, останавливается на текстах повествовательного плана. Вспомним лирический рассказ «Сна в летнюю ночь» или плавно развивающиеся описания в романсах «Октава» и «Нимфа». Своеобразным повествованием, хотя в нем идет речь не столько о внешних событиях, сколько о внутренних переживаниях, является и романс «Пророк» на слова Пушкина, названный самим Римским-Корсаковым «Монологом». Что же касается пейзажей, то, в отличие от романсов-пейзажей Чайковского, где мы слышим взволнованный голос самого созерцателя картин природы, нам известны романсы, в которых личность рассказчика отступает на второй план и слушателю предоставляется возможность любоваться представленным в звуках и стихах лирическим пейзажем. Примером такого рода может служить «Островок» Рахманинова.

Есть и еще одна область, занимающая важное место в истории русского романса. Это романсы-баллады, образцы которых мы встречаем еще у Верстовского («Черная шаль») и у Глинки («Ночной смотр»), — форма, с исключительной выразительностью разработанная Даргомыжским в «Старом капрале» и «Палладине». Наконец, расцвет критического реализма во всех областях русского искусства прошлого века вызвал к жизни новаторские опыты Даргомыжского, его живые реалистические зарисовки, бытовые характеристики, жанровые сцены драматического или сатирического плана. Обращение к такого рода реалистическим романсам, носящим ярко обличительный характер, — большая заслуга русского классического искусства с

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание