Выпуск № 1 | 1949 (122)


К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
В. В. СТАСОВА


В. В. Стасов — пламенный трибун русского искусства

Ю. КЕЛДЫШ

Владимир Васильевич Стасов — одна из самых крупных, ярких и своеобразных фигур русской художественной жизни прошлого столетия. Его деятельность поражает своей широтой, колоссальностью масштабов и редким, необычайным многообразием проявлений. Он старался не пропустить ничего нового и выдающегося в музыке, живописи, архитектуре, интересовался социальными вопросами и даже новинками техники. Со свойственной ему кипучестью темперамента и динамизмом натуры Стасов ничего не мог воспринимать пассивно. Всякое впечатление служило для него импульсом, рождавшим немедленно же быструю и бурную реакцию. Он всегда испытывал настоятельную потребность побуждать к действию других, прививать им свои взгляды и идеи, заражать собственным энтузиазмом или ненавистью, заставлять их стремиться к тем же целям, которыми он сам был воодушевлен.

Широта интересов и отсутствие узко-цехового профессионализма соединялись у Стасова с высокой идейностью, боевой публицистической закалкой и твердостью принципиальных позиций. Он сам говорил о себе, как об ученике Белинского, Герцена, Чернышевского. Перед именами этих великих русских революционных демократов Стасов глубоко благоговел и преклонялся всю свою жизнь, храня неизменную верность их идейным заветам. Мощным голосом трибуна Стасов призывал русских художников стать ближе к жизни, откликнуться на передовые запросы современности, понять и отразить в своем творчестве насущнейшие нужды угнетенного народа. Для нескольких поколении русских композиторов, живописцев и скульпторов он был одновременно и лучшим другом, и любящим, заботливым воспитателем, и строгим судьей, не прощавшим вольных или невольных прегрешений, ошибок и слабостей. Вся история и даже самое возникновение наиболее передовых демократических направлений русской музыки и изобразительного искусства середины XIX века — «новая русская музыкальная школа» и «передвижничество» — неразрывно связаны со Стасовым.

Боевой темпераментный критик-публицист, находившийся всегда в центре интересов современности, Стасов вместе с тем страстно увлекался историей и археологией. Он был способен с необыкновенным терпением, любовью и тщательностью работать над изучением специальнейших археологических проблем, детально исследуя происхождение какого-нибудь листика на орнаменте или изображения на старинной монете. Но именно здесь проявляется одна из самых замечательных черт Стасова — его умение любой специальный вопрос, любую частную проблему поставить в связь с живыми запросами современной действительности и подчинить ведущим идеям единого целостного миросозерцания. «Что такое археология? — писал он, — старое, схоластическое слово, которое под устарелой, немного комичной своей оболочкой заключает однако же вещь глубокую и великую. Эта «археология» есть только одна из ветвей истории, — изучение мифологии, быта, искусства прежних людей, — значит, изучение верований, жизни, творчества человеческих... Здесь изучение каждого крылышка, каждого копытца, каждой лапки, каждого хвостика ведет не к суши, а к постиганию великой поэзии и гармонии».

К прошлому Стасов подходил с мерками и критериями своей эпохи, оценивая искусство прежних веков с тех же идейных и эстетических позиций, с которых он судил о явлениях современной ему художественной действительности. Это приводило его иногда к некоторой односторонности суждений. Все, что не отвечало непосредственным требованиям его современности, Стасов, не задумываясь, безоговорочно отвергал, считал ненужным и бесполезным. Но зато в живом, растущем и развивающемся, пусть даже не вполне

установившемся, он умел почувствовать задатки долговечности.

Поэтому Стасов так тщательно старался собирать и фиксировать всякие материалы, фактические и документальные данные о выдающихся современниках, закладывая тем самым фундамент будущей истории искусства своего времени. Его никогда не останавливали опасения в преждевременности предпринятого им дела, боязнь промахов, неполноты или поспешности отдельных заключений. Стасов смело выступал пионером, не ожидая, пока установится общепринятый взгляд на того или другого деятеля. Прямой, решительный, категоричный в своих утверждениях, стремящийся к немедленному претворению своих замыслов и намерений в действие, он не боялся идти против течения, наперекор господствующему мнению. И надо сказать, что как бы ни были спорны, а порой и ошибочны отдельные его высказывания, в самом выборе объекта своих суждений он проявлял большей частью изумительную проницательность и верность чутья. Теперь, когда все связанное с эпохой и личностью Стасова стало уже достоянием истории, легко видеть, в каком огромном большинстве случаев Стасов был прав, стремясь сохранить память о каком-либо из выдающихся русских художников — живописцев, скульпторов, композиторов, и как неоценимо много им было сделано для того, чтобы облегчить нам конкретное документальное знакомство с той богатой великими людьми и великими делами исторической полосой развития родного русского искусства, одним из видных и деятельных представителей которой являлся он сам.

Напомним только некоторые из случаев, когда Стасов выступал первым, пролагая путь будущим биографам и исследователям творчества художника. 15 февраля 1857 года умер Глинка. В октябре этого же года в «Русском вестнике» начинается печатание обширной его биографии, написанной Стасовым на основе подлинных документальных материалов и отличавшейся предельной для того времени полнотой. В 1875 году Стасовым публикуются в «Русской старине» собранные и комментированные им письма и автобиографическая записка Даргомыжского. В том же году в той же «Русской старине» была опубликована группа писем Серова к Стасову. После смерти Мусоргского в 1881 году по свежим следам пишется его биография, напечатанная тогда же в «Вестнике Европы». Под таким же свежим, неостывшим впечатлением преждевременной смерти композитора в 1887 году была написана биография Бородина. В этом же году русское искусство понесло еще одну большую потерю — умер Крамской, и Стасов подготавливает к печати большой документально-биографический труд — «И. Н. Крамской, его жизнь, переписка и художественно-критические статьи». В 1895 году появляется обстоятельная и, как всегда, тщательно документированная биография Н. Н. Ге. В 1905 году выходит в свет подготовленный Стасовым объемистый труд «М. М. Антокольский, его жизнь, творения, письма и статьи». Мы не упоминаем здесь о множестве более мелких и частных публикаций Стасова, о его неутомимых розысках всевозможных документальных материалов, связанных с жизнью русского искусства и отдельных его выдающихся представителей. Эти усилия Стасова положили начало созданию драгоценнейшего рукописного, фонда Художественного отделения Ленинградской публичной библиотеки.

Стасовские биографические работы — это не только научные критические биографии в строгом смысле слова, но и сочинения полумемуарного типа, в которых последовательное объективное изложение фактов и анализ документальных данных сочетаются с живыми, непосредственными наблюдениями современника и очевидца. Живость, яркость, образность описания событий и личных характеристик делают работы Стасова во многом незаменимыми и сейчас.

Элемент личного воспоминания и впечатления в работах Стасова приобретает особенное значение, когда это касается искусства музыкального исполнения. Стасов обладал редким даром не только чутко слушать и воспринимать пение певца или игру пианиста, но и находить такие словесные выражения и аналогии, которые дают возможность воссоздать самый образ живого и трепетного исполнения. С большой силой звучат, например, стасовские характеристики А. Рубинштейна, как исполнителя, в небольших, кратких очерках «Рука Рубинштейна» и «Концерт памяти Рубинштейна» — лучшем, что вообще написано по данному вопросу. Эти беглые, почти импровизационные по стилю страницы убеждают и воздействуют не точностью и меткостью определений, а скорее своим общим эмоциональным тоном, хранящим отпечаток непосредственной взволнованности чуткого и восприимчивого слушателя. Читая у Стасова, как Рубинштейн исполнял бетховенскую «Sonata quasi una fantasia» или «Карнавал» Шумана, мы невольно ставим себя на место этого слушателя, захваченного одновременно и могучей «львиной хваткой», и огненным, стремительным порывом, и чарующей мягкостью, глубиной и проникновенностью чувства, свойственными гениально вдохновенной рубинштейновской игре.

Если трудно бывает отделить Стасова — биографа-документатора от Стасова-мемуариста, то просто невозможно во многих случаях провести грань между Стасовым-историком, летописцем своей современности и Стасовым-полемистом. Это понятно, так как то, о чем писал Стасов, было обычно пережито им лично, и сам он являлся деятельным участником излагаемых событий. Когда он пишет о жизненном и творческом пути Мусоргского, это служит ему для пропаганды идей «Могучей кучки» в целом и защиты принципов реализма и народности музыки. Биография Крамского — это для Стасова также и история «передвижничества», направления, в значительной мере им выпестованного и стойко, неуклонно защищавшегося на протяжении нескольких десятилетий. Биография Ге пишется в критический период развития русской художественной культуры, когда выступают на сцену реакционные, упадочные направления, ведущие открытую борьбу с демократическим наследием 60-х годов. Стасов пользуется случаем для напоминания о великой благотворной роли 60-х годов в развитии всей русской жизни и искусства, в частности. Отвергая утверждение о гибельном влиянии на Ге шестидесятнического «утилитаризма», Стасов решительно и энергично протестует против реакционной клеветы на Чернышевского и берет под защиту основные положения его эстетической теории.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет