Выпуск № 1 (122) | 1949 - страница 11

развитием сонатно-симфонического начала, ни в одном из фортепианных произведений не нашли столь выразительного и драматического отзвука, как в «Аппассионате». В сравнении с нею наивны гайдновские сонаты, недостаточно глубоки и разносторонни моцартовы. «Аппассионата» — нечто даже большее, чем вершина бетховенского сонатного творчества: она и кульминация всей фортепианной музыки классицизма, кульминация сонатного творчества за целый век культивирования сонатной формы.

Социально-исторические импульсы, воспламенявшие Бетховена и породившие «Аппассионату», игнорировались или затушевывались буржуазным музыкознанием. В ней предпочитали видеть проявления необузданного темперамента, даже — фантастику и демонизм; Адольф Бернгард Маркс, например, усматривает в ней «адское видение» и слышит «вечное проклятие».

Даже столь прогрессивный музыкант, как Ромэн Роллан, слишком сужает содержание «Аппассионаты» и породившие ее импульсы (личное несчастье, неуспех «Эроики»¹). Сам Бетховен представлял себе музыку «Аппассионаты», как воплощение «вечных» проблем человеческого существования или как некий укрощаемый хаос, доходящий в финале до картины бушующего океана или разрушительного урагана. Мы же должны взглянуть шире и понять «Аппассионату», как одно из ярчайших в искусстве проявлений непримиримой общественной борьбы, а самые картины бурных стихий мы должны понять, как выражение более общего, более глубокого содержания. Содержание это — героично. Самоотверженное служение человечеству, непрестанная борьба средствами искусства за свободу и лучшее будущее — все это для Бетховена не абстрактные, декларативные лозунги. Именно в таких произведениях, как «Аппассионата», Бетховен на деле показал, каково то искусство, которое должно «высекать огонь из груди людей». Герой «Аппассионаты» — сильный, мужественный человек, которому как нельзя более соответствуют бетховенские изречения-характеристики: он «любит свободу больше жизни», он «схватывает судьбу за горло», он, не полагаясь на помощь божию, способен «помочь себе сам».

Гениальная музыка, воссоздающая подобные идеи и характеры, не могла действительно не быть близкой революционеру — борцу и созидателю.

«Аппассионата» — одно из самых мужественных созданий Бетховена. Суровость и энергия сочетаются в ней в одно неразрывное целое. Музыка трепещет от избытка сил, с трудом сдерживаемых. Уже в главной партии первой части завязывается сложный драматургический узел. А в то же время основа драматического развития — в темах мелодически простых, собранных и благородных; лаконические темы эти способны приковывать к себе внимание, настороженное и постоянное. Ход борьбы — трудный, не приводящий к легким, быстрым успехам. Приходится одолевать и сковывающие волю внутренние сомнения, и многочисленные, усеивающие путь препятствия; моменты покоя — лишь кратковременная иллюзия. Порою кажется, что борющийся изнемогает, близок к поражению; но он вновь и вновь подымается и продолжает битву. С особенной волевой устремленностью проводит Бетховен разработку, пронизанную единым током. Выйдя за пределы вступления, она не позволяет себе ни одной остановки (тогда как экспозиция насчитывала их множество). В ней многое обостряется, резче становятся очертания тем. Каждая часть разработки напряженнее, чем отвечающая ей музыка экспозиции; и все они увлечены вихрем, несущим музыку до конца разработки, вторгающимся в репризу и останавливающимся лишь у ворот связующей части. Напрашивается сравнение с мощной драматической разработкой 6-й симфонии Чайковского, поглощающей большую часть репризы и стихающей лишь перед лирической темой.

Но разработка — еще не апогей драмы. Не находя в репризе исхода, итога действия, Бетховен устремляется дальше и создает,

_________

¹ «Великие творческие эпохи», изд. «Время» 1933, стр. 273: «Произведение в своих истоках носит легко заметную печать мрачного лета 1804 года, душевных и телесных страданий, обрушившихся на Титана после окончания «Героической». См. также далее стр. 274–275.

как в «Героической симфонии», а еще раньше — в «Лунной сонате», новый, четвертый, этап действия, коду, которая по трагизму, по концентрации контрастов, по стихийности и в то же время суровой дисциплине превосходит все предшествующее. Композитор требует здесь такой динамики, какую лишь с величайшим трудом можно создать средствами фортепиано.

Четыре части Allegro assai — четыре сражения, четыре испытания мужества и стойкости. Но бетховенский герой велик не только в пылу борьбы, но и в большом внутреннем сосредоточении, в глубокой работе мысли. Таким узнаем мы его в Andante con moto. В музыке этой — не олимпийское спокойствие, не бесстрастное взирание с высот. Величавая и размеренная, она вместе с тем полна человеческого тепла и суровой нежности. Взяв старинную манеру вариаций, шаг за шагом ускоряющих медленное первоначальное движение, Бетховен придал ей неведомую раньше психологическую глубину и выразительную речевую осмысленность. Так может мыслить и чувствовать человек мудрого ума и большой души, человек, живущий ради великой идеи освобождения человечества и в то же время близкий душевному миру, радостям и горестям обыкновенного человека.

Andante — не прекращение действия, а только временный его перерыв, передышка, вслед за которой оно возобновляется с удвоенной энергией. Стремительность настолько велика, что мы теперь уже почти не различаем контрастных образов первого Allegro assai. В непрерывном беге музыки финала клокочет мятежный страстный дух. С особенным подъемом утверждает себя это мятежное начало в мелодии главной партии, не сразу возникающей в вихревом потоке звуков и уверенно пробивающей себе дорогу сквозь хаос вихрей. Слышать в ней «отчаянные призывы человека, становящегося жертвой стихии», — ошибка. Слишком много в этой теме-песне размеренной твердости, слишком неторопливо — впротивовес бушующим стихиям — и уверенно развертывается она, слишком мужественны ее интонации. Борец противостоит бурям, несломленный ими, и не крики погибающего доносятся до слушателя, а героическая песня-символ несгибаемого мужества.

В эпилоге Бетховен дает достойное завершение всей предшествовавшей борьбы. Здесь появляется новый эпизод в характере массового танца. Танец этот не назовешь ни светлым, ни веселым, но он исполнен какого-то сурового энтузиазма, и волевой сосредоточенности. Трудно отказаться от мысли, что Бетховен пожелал в заключение воплотить в музыке нелегкое, ценою больших жертв доставшееся торжество борца. Это — и кульминация и завершение борьбы.

Рядовые финалы классических сонат и симфоний, как правило, не притязают на роль центра тяжести в развитии идеи; значительность первой части цикла не столько приумножается, сколько снижается в них. Финал «Аппассионаты» — один из тех редких, где композитор, без дублирования первой части или ненужного состязания с ней, сумел найти для него самостоятельное и новое место.

В музыкальной речи такого произведения, как «Аппассионата», на передний план естественно выдвинуты художественные средства, связанные с сильным драматизмом. Основные «события» происходят «катастрофически», в характере взрывчатости, внезапности.

Волнующее впечатление оставляют, как всегда у Бетховена, моменты подготовлений; композитор постоянно вызывает у слушателя чувство напряженного ожидания и этим ведет его за собой. Свобода стихийности, доходящая до моментов quasi -импровизационных и запечатлевающая творческий порыв в его непосредственности, наталкивается на мощного антагониста в лице строго дисциплинирующего мышления; столкновение этих принципов нигде не доведено до такой динамики и картинности, как в двух противостоящих разделах коды первой части — до и после Più Allegro.

О картинности пришлось упомянуть не случайно. Одно из замечательных качеств «Аппассионаты», сообщающих ей большую силу впечатляемости, — конкретность действия, его особая ощутимость, благодаря тому, что музыка насыщена яркими и хоть тесно связанными друг с другом, но легко отличимыми событиями, ясно показывающими все перипетии действия, все его тенденции и повороты. Бетховен передает не только самый процесс борения, сверхмощного, не-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка