Выпуск № 1 (106) | 1947 - страница 53

тут есть сходство с герценовским: тесно душе! — а по манере интонирования — чем оно, это пение, не могло бы быть и русским?.. К сожалению, вторая запись из того же источника — свидетельство о народных танцах, связанных, по-видимому, с древнейшими языческими обрядовыми культами, ничего не содержит касательно музыкальных интонаций.

Свидетельств такого рода — об обрядовых танцах и увеселениях славянских народностей вдоль и вглубь от адриатического побережья — имеется не мало у русских путешественников с начала IХ века, но, увы, без интонационно-точных подробностей. Например, в материалах путешествия А. И. Тургенева и А. С. Кайсарова по славянским землям в 1804 году можно прочитать (в письме А. И. Тургенева к родителям; 1804, 21/9 ноября, из Аграма или Загреба, — тогда столичный город Кроации) любопытные строчки о сербских народных увеселениях, наблюдавшихся ими (Тургеневым и Кайсаровым) по дороге через Славонию в Кроацию из Вены.

В Дале «...имели мы случаи видеть сербские народные увеселения, их пляски, музыку и даже быть на свадьбе их, которой обряды во многом сходны с нашими... Пляски их весьма просты, так же как и наши деревенские, а любимая и национальная музыка — волынка. Под унылый тон ее пляшут они гораздо охотнее, нежели под скрипку, и всегда веселы, хотя мало имеют причин веселиться; но Славянин поет, дондеже есть...» (стр. 54 упомянутого выпуска). Не надо понимать «унылость», «уныние» напевов и пения здесь, как и в других свидетельствах, эмоционально буквально: подобные эпитеты рождаются большей частью из слухом творимого сравнения господствующего европейского мажорного лада с исконной песенной ладовостью древнейших стадий музыки устной традиции (не только так называемых средневековых культовых ладов). Каждая древняя диатоническая попевка звучит минором для слуха, насыщенного мажорностью и интенсивностью вводнотонового восхождения. Отсюда несовместимость впечатлений: «унылое пение» и «всегда веселы»!.. А, между тем, достаточно раскрыть хотя бы сербский культовый обиход и вслушаться в светлую свежесть его напевов, в их плавное течение, величаво-мягкое, чтобы ощутить нечто весьма обратное «унынию»².

В начале 60-х годов прошлого века отдельными выпусками появились записи сербского церковного пения, правда, далеко не исчерпывающие попевочных богатств и характерных оборотов сербской «распевности»; но они позволяют ощутить в их складе и интонации песенно-народную основу, с ее благородной пластичной «осанкой» мелоса, — в чем чувствуются «вековая душевная даль», традиции, испытанные неисчислимо кратным слуховым отбором поколений...

Продолжим еще свидетельства путешественников.

В любопытной книжке Владимира Броневского: «Путешествие от Триеста до С.-Петербурга в 1810 году» (Москва, 1828), — хотя главный акцент впечатлений автор делает на Венгрии, но со множеством славянских инкрустаций, — имеется несколько зарисовок, касающихся интонационных впечатлений среди исконно-славянской народной бытовой жизни (в Крайне-Карнополии — древней Северной Иллирии). Броневский

_________

¹ Архив братьев Тургеневых, вып. 4-й. Петроград, 1915.

² Даже в формально- и, вместе с тем, наивно-школьно-примитивной гармонизации напевы эти (уже самым фактом преобладания выбора для них фа-мажорной и соль-мажорной тональности) свидетельствуют об излучаемой ими ясности, тепле и свежести.

отмечает обряды, сохранившиеся от языческих времен, и в числе их исконные «пляски под песни» вокруг огней в Иванову ночь¹ . «...Сватовство и свадьбы почти не разнятся от наших... Хороводные пляски также сходствуют с нашими... Между горожанами в употреблении вальс. Скрипка или гудок, цимбалы, кларнет и сопелка составляют их мусикийские инструменты» (стр. 31–32). В дальнейшем изложении путешествия — уже через Венгрию — не раз встречаемся с указаниями на упорное культивирование славянами хоровода в многообразном преломлении и на музыкально-танцевальное сопровождение свадебных обрядов, тождественное на громадном протяжении, — всюду, где имеются следы давнего славянского быта.

Но если взять поворот на восток от Адриатики и от местностей, о которых шла сейчас речь, к населению, прослоенному греками, то и там вокруг основных обрядовых народных действ музицирование носит сходный характер. В русской литературе имеются очень талантливо — К. Леонтьевым — написанные очерки-рассказы из жизни христиан в Турции 60-х годов. По красочности, жизненной сочности и свежести материала эти очерки остаются непревзойденными. Именно они указывают на широкую протяженность юго-славянской культуры и ее жизнеупорство, с одной стороны, а с другой, — на ее, по-видимому, давнюю связь со всей культурой Архипелага и Средиземноморья. Сам автор в предисловии к изданию повестей своих 1876 года говорит, что хотя собранные им наблюдения — из новогреческой жизни, и «юго-славяне являются в них разве мимоходом», но «в общих чертах эти рассказы могут дать приблизительное понятие и о быте славян в Турции»². Я бы прибавил в отношении бытового народного «плясования» и музицирования, что не только в общих чертах, но и в деталях очерки Леонтьева звучат убедительно ярко.

Одно из громадных упущений музыкознания — это едва ли не полнейшее небрежение и отсутствие интереса к музыкальным культурам не только Архипелага и так называемого ближнего Востока и вообще Средиземноморья, но особенно к сокровищам народного устно-музыкального творчества Балканского полуострова и, тем более, славянских побережий Адриатики. Досаднее же всего невнимание к сербскому мелосу, всосавшему в себя и переинтонировавшему заветные лирические думы славянства, связав их и с восточными влияниями, и с Византией, и, по-видимому, с просочившимися сквозь века ритмо-интонациями древнегреческой культуры.

О сербских певцах героико-эпических сказаний сербского народа я знаю по устным рассказам, да и судя по ритмам стихов и по напевам, интереснейшие подробности, особенно в отношении интонационной выразительности. Сопровождая свое пение игрой на гусле³, сербские «рапсоды» поют о великом прошлом народа (особенно любимой темой является сказание о злосчастной для сербов битве на Коссовом поле —

_________

¹ «На вершинах гор и перед каждым домом зажигают костры дров или бочки со смолою, и вокруг их огней пляшут под песни», по мнению автора записок — «вообще не имеющие ни смысла, ни рифмы» (стр. 29 упомянутой книги), то есть, вероятно, с преобладанием очень давних, потерявших явное значение припевов или восклицаний.

² Данные строчки из предисловия и дальнейшие фрагменты цитирую по собранию сочинений К. Леонтьева, том II. Москва, 1912, издание В. М. Саблина.

³ Гусла (Guzla — у Мериме), гусле (не гусли) — юго-славянский струнный (однострунный) смычковый инструмент. Снимки и описание имеются у Kurt Sachs’a («Real-Lexikon der Musikinstrumente») и у Привалова («Песнетворчество южных славян». «Русская Музыкальная Газета» за 1913 год, № 7) и т. д.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание