сближению с методами современно-языковедческими (вовсе не ставлю знака равенства: язык = музыка, но утверждаю общую основу: язык (речь): музыка, то есть соотносится с музыкой через интонацию, как то, без чего нет ни речи по «неточным» интервалам, ни пения, то есть слияния звуков по «точным расстояниям»!). Почему те же разновидности «тамбура» и «лютен» в руках казаха или туркмена, с их домбрами, и в руках грека и югославянина дают качественно иные образно-содержательные интонации? В чем смысл культуры волынки, и не было ли момента, прогрессивного в эволюции мелоса, когда напев отделился от непрерывно гудящей интонационной опоры и родилось самостоятельное искусство распева? И какую роль здесь играла область речитации, как тесно спаянное искусство слово-звука, отступившее перед свежестью «чистой мелодии»? В веках процесс этот повторялся в русской музыке, когда Даргомыжский, уходя от глинкинской кантилены, устремился к исканию правды через характерный мелос, как выражение смысла каждого слова, а ближайшее к нему поколение музыкантов-новаторов стало радоваться, как подлинно народному русскому явлению, выдержанным длительно басам («педалям», «органным пунктам»). У нас это явление не имело ничего общего с органом, а было возрождением «волыночного опорного голоса», тона, поддерживающего «вокализирующую интонацию», и — в новом своем аспекте, — связывая мелодию, в то же время обогащало ее новыми гармоническими возможностями, пока не выработалось соответственное этим новым гармоническим перспективам искусство владения более гибким и отзывчивым, подвижным «басом». Но я увлекся «перспективами» и возвращаюсь к брошенной нити. Впрочем, она же и завела меня в соблазнительные, но, право же, на конкретно-исторической почве интонационной эволюции стоящие музыковедческие перспективы...

(Окончание следует)

МУЗЫКАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

70-летний юбилей М. И. Табакова

30 января 1947 года советская музыкальная общественность отметила 70-летие одного из старейших профессоров Московской консерватории и Высшего Училища военных дирижеров Советской Армии, прославленного исполнителя и создателя русской школы трубачей — Михаила Иннокентьевича Табакова.

Лучший в мире трубач, — такую высокую оценку дают авторитетные музыканты Табакову-исполнителю.

Отец русской школы трубачей — так оценивается деятельность Табакова-педагога.

М. И. Табаков родился в Одессе, в 1877 году, в семье оркестрового музыканта. Уже с детских лет он приобщился к музыке. В 1885 году он поступил в Одесское музыкальное училище по классу трубы. Летом 1891 года 14-летний Михаил Табаков выступает в качестве первого трубача в симфоническом оркестре в Ялте. С этих пор начинается его блестящая исполнительская деятельность, охватывающая небывалый для исполнителя-духовика срок (свыше 50 лет) и снискавшая ему всеобщее признание и славу.

После окончания в 1892 году Одесского музыкального училища Табаков работает в качестве первого трубача в симфонических и оперных оркестрах Севастополя, Тифлиса, Ростова на Дону и в Москве, приобретая практический опыт, вырастая как исполнитель.

В 1898 году он блестяще выдерживает конкурс на место солиста-трубача в оркестре Большого Академического театра и получает возможность продолжать свои занятия.

Рубинштейновскую заповедь «пения на рояле», ставшую эстетической нормой не только русского пианизма, но и вообще русского музыкального исполнительства, хорошо усвоил и трубач Михаил Табаков. Тщательно филированные длинные звуки, специальные упражнения для выработки устойчивого и красивого звука на всем протяжении диапазона трубы и, наконец, — русские народные песни, арии из опер русских композиторов — такова техническая и репертуарная основа его занятий на трубе. Ему чуждо увлечение всякого рода бессодержательной музыкальной акробатикой, рафинированной виртуозностью. И «пение» на трубе для него не самоцель, а средство раскрытия музыкального образа, — подобно русскому народному пению, пению Шаляпина, Собинова, Неждановой, неизменно стремившихся к художественной правде.

Когда вы слушаете игру Табакова, вас покоряет его звук, необычайной красоты и силы. В нем нет надрыва, резкости; это исключительно властный, светлый, но, в то же время, нежный, «поющий» звук, который слышен при любом фортиссимо оркестра.

Известный критик Сахновский в одной из своих рецензий по поводу премьеры Большого театра — «Гибель богов» — писал: «...Вслушайтесь в игру первого трубача Табакова: в тембре его игры скрыта какая-то тайна, весь оркестр играет безумное фортиссимо, но над всей массой доведенных до апогея интенсивности звуков мягко царит его сольная мелодия, одновременно мягкая до нежности, но силой своей покрывающая весь оркестр...».

К 1910 году Михаил Иннокентьевич находится в расцвете своего таланта и исполнительского мастерства. Встречи и работа с выдающимися композиторами и дирижерами того времени: Сафоновым, Аренским, Римским-Корсаковым, Рахманиновым, Глазуновым, Кусевицким, Альтани, Суком, Купером, Муком, Моттлем, Клемперером, Никишем, Фридом, Менгельбергом, Вейнгартнером, Дебюсси и многими другими сделали известным его имя далеко за пределами родины.

В 1911 году, гастролировавший в Москве сын Рихарда Вагнера — Зигфид Вагнер, являвшийся одним из руководителей ежегодных вагнеровских торжеств в Байрейте, официально предложил М. И. Табакову принять участие в этих торжествах в качестве первого трубача оркестра, составляемого из лучших музыкантов. Табаков не принял это предложение, потому что не счел возможным хотя бы временно прервать работу в сформированном лично им оркестре Кусевицкого, являвшемся в то время основным пропагандистом русского симфонизма.

Это был первый случай приглашения русского музыканта для участия в подобных торжествах; тем самым признавался высокий уровень исполнения русских музыкантов-духовиков,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МУЗЫКАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

70-летний юбилей М. И. Табакова

Содержание