Выпуск № 1 (97) | 1946 - страница 48

вать его относительно своего произведения, еще далеко не близкого к концу, не желая себя связывать какими-либо обязательствами. Когда я, по переезде на дачу, принялся за работу, то первым делом наметил себе довести музыку концерта до конца, что наконец мне на-днях удалось сделать. Теперь остается заняться разработкой фортепианной партии, и я здесь встречаю всевозможные препятствия: являются постоянные сомнения, — что поручить фортепиано и что оркестру; к тому же, хотя я кое-что и понимаю в фортепиано, тем не менее я пианист без школы, и многое мне кажется удобным, что специалисту покажется непрактичным и наоборот. Утешает меня то, что Годовский, которому я давал свой эскиз, не делал мне больших замечаний; кроме того, вырабатывая отдельные места за фортепиано, я чувствую, что сам сделал некоторые успехи в технике. Теперь я не буду оркестровать концерт и постараюсь отделать сольную партию, которую Вам вышлю хотя бы по частям после 1 июля.

Николай Васильевич ¹ очень обрадовался предполагаемому Вашему участию в Русских симф[онических] концертах в качестве исполнителя моего концерта. Концерт предполагается 18 февр[аля]. Настроение мое довольно удрученное, так как чувствую себя неважно. Кроме того, меня очень беспокоит серьезная болезнь одного моего старого друга, моего ф[орте]п[ианного] учителя Еленьковского, который гостит у нас на даче. Тяжело видеть человека, которому с каждым днем делается все хуже и хуже.

Может быть, в июле соберусь в Крым.

Искренно преданный Вам
А. Глазунов

17 Апр[еля] 1926 г.

Многоуважаемый и дорогой Константин Николаевич,

Ваше сердечное приветствие глубоко тронуло меня, и я прошу Вас передать Правлению и Профессуре Московской Консерватории мою самую искреннюю признательность.

Хотя меня и чествовали за двадцатилетнее мое директорство, и даже теперь пошел двадцать первый год моего пребывания в стенах Консерватории, но я сам сознаю, что последние годы не следует мне засчитывать, так как в силу обстоятельств я не могу проявлять ни прежней энергии, ни интереса к делу. Я никак не могу заставить себя не только полюбить, но и интересоваться музыкальными новшествами, в особенности, в области последней литературы. Про меня говорят, что «Глазунов не любит новой музыки». Это неправда. В юношеские годы я страстно увлекся произведениями новой русской школы в лице ее представителей Балакирева, Бородина, Римского-Корсакова и сочинениями Франца Листа. Я тогда был очень молод, кумиры мои были на одно или два поколения старше меня, но это были настоящие крупные таланты, если не сказать более, но еще мало кем признанные. Впоследствии я обратил внимание на талантливость А. Н. Скрябина и способствовал тому, что издатель М. П. Беляев очень заинтересовался произведениями молодого Скрябина. С Вашим отзывом о Стравинском я не вполне согласен: его прежнее дарование выражалось главным образом во внешних проявлениях: мы с С. В. Рахманиновым хвалили красочную и виртуозную оркестровку его ранних произведений, на которых он прославился. По этому поводу одна моя хорошая знакомая метко заметила, что, мол, Стравинский раньше инструментует, а потом уж сочиняет. Но что стало с ним за последнее время! Как он пошел назад! Хорошим музыкантом я никогда не считал Стравинского. Я имею доказательства, что у него не был развит слух, о чем мне говаривал его учитель Р[имский]-Корсаков, от которого его ученик ныне отрекается. О западных современниках и говорить нечего. Будучи человеком довольно хладнокровным, я в то же время стараюсь насколько возможно бороться с этим злом путем игнорирования подобного элемента.

Прошу Вас передать мой горячий привет московским музыкантам и желаю Вам здоровья и полного благополучия.

Искренно преданный Вам
А. Глазунов

С. И. ТАНЕЕВ — К. Н. ИГУМНОВУ

Письмо написано по поводу моего исполнения концерта b-moll в концерте цикла из сочинений Чайковского, организованного Кусевицким, и излагает взгляд С. И. Танеева на обязанности исполнителя в отношении тщательного воспроизведения замыслов композитора. Письмо сохраняет свою актуальность и для нашего времени. Отдавая предпочтение первоначальной редакции концерта, которой пользовались Бюлов, Н. Рубинштейн и сам Танеев, Сергей Иванович утверждал, что вторая редакция возникла только под влиянием последующих исполнителей, которым Петр Ильич, «по мягкости своего характера, не дал долж-

_________

¹ Н. В. Арцыбушев.

ного отпора». Будучи заранее настроен против этой редакции, С. И., не вслушавшись в мои объяснения, приписал мои ошибки именно новому, кем-то редактированному изданию. В действительности, второе издание содержит в себе только фактурные изменения фортепианной партии и делает купюру в финале, сохраняя всю динамику в неприкосновенности (за исключением самого начала). Источником моих противоречащих смыслу сочинения динамических оттенков были указания Зилоти, полученные мною в ученические времена и позже не проверенные критически. Нечего и говорить, что С. И. на всю жизнь убедил меня в их неправильности.

К. Игумнов

20 Сент[ября] 1912

Многоуважаемый Константин Николаевич,

по поводу противоположности наших мнений относительно того, как следует исполнять начало E-dur’нoro эпизода в разработке 1-й части b-moll'ного концерта Петра Ильича — нежно ли и мечтательно, в едва слышном рр, как Вы это играете, или же сильно и энергично, как я считаю нужным, — я решил письменно обосновать свое мнение, ввиду того, что вчера, когда мы встретились при выходе из собрания, не было возможности вступить в более или менее продолжительную беседу. Начну с того, что сочинения, наиболее распространенные, доходят до нас, пройдя через руки одного или нескольких редакторов. Степень участия этих лиц в редактировании сочинений бывает различною: иногда они ограничиваются обязанностями простого корректора, иногда проявляют большую самостоятельность, внося в текст изменения и поправки, не предусмотренные автором, и в этом направлении нередко доходят до совершенно бесцеремонного распоряжения чужим сочинением. Особенно заметно это в области педагогической литературы, в так наз[ываемых] инструктивных изданиях, где редакторы считают себя призванными вносить в текст от себя все то, что по их мнению нужно для целей преподавания. Но и вне этой области, сочинения известных авторов подвергаются постоянно изменениям со стороны редактирующих их лиц, и мы, приобретая, напр[имер], сонату Бетховена, не можем быть уверены, выставлен ли данный оттенок или лига самим автором или же лицом, редактировавшим эти сочинения. Для того чтобы избегнуть той накипи, которая с течением времени образуется на сочинении от работы разных редакторов, необходимо справляться с первоначальным его текстом и теперь с этой целью издаются классические сочинения в подлинном виде, т[ак] называемый] Urtext. Если исполнители сочинений Бетховена и Моцарта обращаются за справками к этим изданиям, то естественно было бы то же делать и по отношению к современным композиторам. У меня имеется такой Urtext b-moll’ного концерта — это экземпляр 1-го издания, подаренный мне Петром Ильичем в 1875 году. В месте, о котором идет речь, выставлен оттенок: fff

в то время, как оркестр начинает то же место р и делает постепенное crescendo. Намерение автора совершенно ясно: та высшая степень энергии, которую проявляет пианист, вступая с этою фразою, сообщается им оркестру, который мало-помалу от р переходит к f, и тогда пианист, достигнув своей цели, умолкает и отдел этот заканчивается одним оркестром:

Конечно, исполнитель, истолковывая намерения автора, может не сообразоваться буквально с его указаниями. Так, напр[имер], вместо fff можно ограничиться f; можно, пожалуй, то же место сыграть с тем, чтобы потом довести до fff — эти перемены могут б[ыть] допущены, но только, пока они не нарушают основного характера данного места. Намерения автора здесь совершенно очевидны. Затем, появляется новое издание. Редактор бесцеремонно ставит в этом месте mf (как Вы мне это сообщили) вместо fff. Но и в этом случае сохраняется какая-то тень авторских намерений — можно и при mf еще сыграть это место более или менее энергично. После этого дело переходит в руки пианистов. Пианисты находят, что и mf оттенок слишком грубый, что гораздо приятнее и нежнее сыграть это ррр, едва слышно, как бы шопотом. И вот, в результате совместных усилий редакторов и исполнителей, высшая степень энергии, которая по требованию автора должна быть проявлена в данном случае, заменяется нежной чувствительностью — ррр вместо fff — совершенно наперекор ясным и определенным его намерениям... Точно так же непонятно,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание