воначальной кауэровской «Русалки» не могли ни понять, ни одобрить концепцию Давыдова, а ценители более содержательного и передового искусства1 единодушно отвернулись от оперы, сценарий которой был заранее скомпрометирован в их глазах, и не обратили даже внимания на музыку. К тому же и исполнение Давыдовской «Русалки» наверное никак не соответствовало замыслам композитора и не могло донести их до аудитории.
Своим истолкованием «русалочьей» фабулы Давыдов приближается к Фуке и Гофману2 («Ундина»), Соотношение двух миров, реального и фантастического, стало конфликтной проблемой, рождающей мучительную раздвоенность в душе героя. Ожили и наполнились загадочными шумами ландшафты; балаганные аттракционы приобрели романтическую таинственность. Неподдельная сердечность зазвучала в речах Лесты, и сквозь олеографичную, условно-рыцарскую маску князя Видостана явственно проглянули живые страдальческие черты «молодого человека XIX столетия». Все это — наперекор либретто. Вот, например, очередной цирковой кунстштюк либреттиста: из корзины с яблоками выскакивает негритенок и играет соло на трубе. Композитор же заменил трескучую трубу мечтательной валторной и написал пленительный инструментальный фрагмент, который можно бы смело вставить в партитуру «Оберона» или «Руслана». Этот перл нежнейшей музыкальной поэзии, брошенный в корзину с бутафорскими яблоками и маскарадным негритенком, пожалуй, может служить эмблемой всей деятельности Давыдова.
Сильнее всего выражена концепция Давыдова в первых сценах 2-го акта3. Хоры русалок с прозрачным, фантастически мерцающим аккомпанементом оркестра, скорбный мелодекламационный монолог Лесты, музыкальное изображение восхода солнца и великолепная большая ария тоскующего Видостана — все это необыкновенно удачно и проникнуто самой непосредственной романтикой. А ведь мы всего только в 1805 году! Технически партитура давыдовской «Русалки» очень интересна и полна мастерства: от нее гораздо ближе к партитурам Глинки, чем от «Аскольдовой могилы». Везде заметна уверенная рука первоклассного и глубоко оригинального музыканта. Новинкой для русской музыки является трио в форме канона на видоизмененный мотив песни «Среди долины ровныя». Но примечательнее всего оркестр «Русалки»; он многокрасочен, блещет своеобразием, и при этом в нем нет никакого лишнего балласта: все тщательно взвешено и логически отточено. Немало есть и ухищрений злобы, как сказал бы Глинка: солирующая
_________
1 Цит. из Пнина.
2 Однако на несколько лет ранее их обоих.
3 Мы говорим о 3-й части «тетралогии». 4-я часть, также целиком сочиненная Давыдовым, уже слабее и написана, видимо, наспех. Интересна лишь увертюра.
виолончель obligato и тонкие сопоставления pizzicato и аrсо, арфа и «гармоника» (франклинова стеклянная гармоника), умело приноровленные к природе каждого инструмента сольные выступления духовых, и среди них (кто мог бы ожидать!) — меланхолическое соло английского рожка.
Инструментальные достопримечательности встречаются и в других произведениях Давыдова. Так, хоровые песни для одной из дивертисментных интермедий (типа знаменитой «Макарьевской ярмарки») сопровождаются всего двумя инструментами: на партии одного написано «Clarinetto или рожок», на партии другого «Violino или гудок». Мрачный и величественный хор к трагедии Грузинцева «Электра и Орест» (сцена жертвоприношения у гробницы Агамемнона) сопровождается духовым ансамблем в составе одного тромбона, двух фаготов и четырех валторн (все четыре — разных строев, что для тех времен сущая диковина). Вообще под рубрикой «другие произведения Давыдова» пока числится очень мало вещей. Остается лишь надеяться, что при более тщательных поисках кое-что еще выплывет на свет.
Кроме «Русалки» и упомянутых в предыдущем абзаце хоров, до нас дошли следующие сочинения Давыдова: 1) Русская песня с хором — «Где ты, сокол, птица быстрая», — сохранившаяся лишь в печатном клавираусцуге большая, насыщенная субъективным содержанием, композиция. 2) Прелестный вариационный дуэт к дивертисментной интермедии «Праздник на Пресненских прудах» (партитура). 3) Оркестровые голоса аллегорического балета, написанного к коронации Александра I. 4) Партии оркестрового сопровождения четырех хоров из трагедии Державина «Ирод и Мариамна»; по ним удалось восстановить лишь ритурнели, которые оказались великолепными. 5) Изданный в конце XIX века томик культовых хоровых сочинений; в музыке этого рода Давыдов менее самобытен, но и там попадаются иногда хорошие эпизоды и оригинальные гармонические обороты.
Итак, покрытый пылью забвения еще более, чем наши музыканты XVIII века, выдающийся русский композитор Степан Давыдов должен быть срочно извлечен на свет. Как только позволят обстоятельства, необходимо издать его произведения и, порывшись в архивах и старой периодике, написать основательную монографию о нем.
Горделивая, строгая поступь, скорбная и несколько риторичная речь — таков облик Иосифа Козловского. К музыкальному театру Козловский причастен только своими музыкальными сопровождениями драматических пьес — «Фингал», «Владисан», «Эсфирь», «Эдип в Афинах» и др. Все это написано с неподдельным увлечением и настойчивым желанием как можно более приблизиться к замыслу драматурга. Последнее лучше всего удалось в «Фингале», благодаря близкому сродству творческих натур Козловского и Озерова. Суровые, сильные образы се-
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
