Выпуск № 4 (78) | 1940 - страница 30

Шум улиц, бой барабанов, вой сирен — все это были звуки, выражающие для Маяковского городскую, «небоскребную» культуру. Но поэт хорошо знал и чувствовал и иные музыкальные звучания.

Когда ему понадобилось выразить в музыкальном образе «крик души», раздавленной «небоскребами» буржуазного города, он выбрал для этого скрипку:

Скрипка издергалась, упрашивая,
И вдруг разревелась,
Так по-детски...

(«Скрипка и немножко нервно»)

Трактирная музыка, музыка кабаков и танцулек, неоднократно символизирует у Маяковского мерзости буржуазного или мещанского быта. Модные буржуазные танцы — ту-степ, кэк-уок, танго, шимми — много раз упоминаются поэтом как символы пошлости, тупого самодовольства.

В поэме «Война и мир» буржуазная публика накануне мировой бойни грохочет «мордой многохамой», любуясь «танцем живота» под звуки аргентинского танго. В первой части поэмы дважды приведена нотная запись мелодии популярного танго, которую поэт сам напевал в качестве «музыкального сопровождения» к стиху:

В пьесе «Клоп» разлагающийся Присыпкин учится у Баяна фокстроту.

На океанском пароходе пассажиры первого класса развлекаются всю ночь стонущим мотивом «Маркиты».

Упадочничество и пьяная тоска часто характеризуются у Маяковского мещанским романсом — особенно под гитару или под мандолину:

Парень

отчаянно

играет на гитаре.

От водки

льет

четыре пота,

а пенье

катится само:

«Про-о-ща-а-й,

активная работа,

про-оща-ай,

любимый комсомо-о-л».

В «Клопе» Присыпкин напевает под гитару:

На Луначарской улице
я помню старый дом,
с широкой чудной лестницей,
с изящнейшим окном.

О салонных стихотворцах Маяковский говорил:

Нет на прорву карантина —
мандолинят из-под стен:
«Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н...»

(«Во весь голос»)

К Уткину он обращается с просьбой:

О, бард,

сгитарьте тарарайра нам.

Зло издевался Маяковский над всеми попытками перекроить старые цыганские романсы в «пролетарскую лирику». Увидев изданный Музторгом «романс» под названием «А сердце-то в партию тянет», он не замедлил высмеять это пошлейшее приспособленческое изделие:

В магазинах

ноты для широких масс.

Пойте, рабочие и крестьяне,

последний

сердцещипательный романс

«А сердце-то в партию тянет»!

(«Стабилизация быта»)

Но в ином случае старый русский романс, даже с оттенком цыганщины, мог быть использован поэтом как память о далекой чужбине, как воплощение тоски по родине. Мы находим такой образ в первом из цикла парижских стихов — в стихотворении «Еду» («Эх, раз, еще раз...»).

Да и гитара, сама по себе, отнюдь не была столь ненавистна поэту. В стихотворении «Владикавказ — Тифлис» он, вспомнив свою юность, проведенную в Грузии, дает себе совершенно неожиданную характеристику:

Лезгинщик

и гитарист душой...

В «Тамаре и Демоне», воспевая природу Кавказа, он полувсерьез, полуиронически восклицает:

Мне место

не в «Красных Нивах»,

а здесь,

и не построчно,

а даром

реветь

стараться в голос во весь,

срывая

струны гитарам.

В дни, когда совершались величайшие в истории революционные события, Маяковский призывал художников идти на помощь борющимся трудовым массам. Его «Приказы по армии искусств» беспощадно бичевали буржуазных снобов, прячущихся от современности, агитировали за искусство действенное, партийное, плакатное, массовое.

Ненависть к старому мещанскому искусству принимала у Маяковского иногда резкие «скандальные» формы. Отсюда — подчеркнутое предпочтение «грохота барабана» «колыбельной песне», отсюда дерзкие выпады против «длинноволосых проповедников», буржуазных «маэстро», против «рифм, арий... и прочих мелехлюндий из арсеналов искусств»¹:

_________

¹ В одной из статей 1927 г. он прямо восклицает: «На чорта нам "Лакмэ"!»

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание