Выпуск № 6 | 1939 (69)

аудиторию в 50 тысяч человек; на самом же деле слушателей собралось до 75 тысяч. Многие приехали из окрестностей Вашингтона, из Нью-Йорка и Филадельфии. Миллионы слушали концерт по радио.

Шум аплодисментов вырос в бурю рукоплесканий и приветственных криков. Все глаза обратились наверх, на лестницу: Мариан Андерсон спустилась на эстраду, горячо приветствуемая грандиозной народной аудиторией.

Мариан Андерсон садится; она улыбается, она, видимо, взволнована. Министр внутренних дел Икес приветствует артистку. Его речь коротка: «Гений не делает различия между черными и белыми, — говорит Икес, — он одарил Мариан Андерсон замечательным голосом. Такой артисткой может гордиться любая нация. Поэтому уместно, чтобы Мариан Андерсон поднимала свой голос в честь благородного Линкольна, которого будет вечно чтить человечество. Мы благодарны Мариан Андерсон за то, что она согласилась петь здесь сегодня...»

Потом Мариан Андерсон запела. В ее программу между прочим вошли: гимн «Америка», ария «О, mio Fernando» из «Фаворитки» Доницетти, «Ave Maria» Шуберта и значительное количество негритянских народных песен.

75 тысяч человек, присутствовавших здесь, участвовали в одной из величайших демонстраций передовой Америки. Мариан Андерсон пела с присущим ей искусством, с волнением, вызываемым переживаемым историческим моментом.

Мариан Андерсон была глубоко тронута этой демонстрацией; она выразила свою благодарность в нескольких простых словах. Может быть — в эти минуты, когда многотысячная толпа снова и снова требовала, чтобы артистка вышла к ней, — Мариан думала о том, что народ, который может создать такое великое искусство, ее народ — будет еще свободным, в дружной семье других свободных народов, что новая величавая песня поднимется из освобожденной груди угнетенных масс и разольется по всей нашей широкой и прекрасной земле.

Перевод с английского Е. Каган

 

Лео Кестенберг — о «Школе ф-п. транскрипции» Гр. Когана

Летом 1938 г. Московский Союз советских композиторов послал известному музыковеду и пианисту, профессору Лео Кестенбергу в Прагу ряд советских нотных изданий. В ответном письме, подтверждающем получение этой посылки, профессор Кестенберг пишет:

«...Из нот, присланных Вами, меня больше всего заинтересовала фортепианная транскрипция «Токкаты» Баха под редакцией Г. М. Когана. Я был в течение довольно продолжительного времени учеником Ф. Бузони и под его руководством изучал фортепианную транскрипцию и ее историю и сам дал несколько концертов, посвященных произведениям, написанным для органа, скрипки и других инструментов, в транскрипции для фортепиано.

Прием параллельного изложения четырех транскрипций одного музыкального произведения мне кажется чрезвычайно удачным и наглядным. Мне хотелось бы поближе познакомиться с постановкой этого вопроса у вас. Если бы вы захотели поделиться со мной вашими планами в этой области, мне это было бы чрезвычайно приятно, имен-

но потому, что этот вопрос меня интересует, как человека, непосредственно им занимавшегося...»

В ответ на это обращение проф. Г. М. Коган послал Кестенбергу подробное письмо, с изложением постановки дела на кафедре истории и теории пианизма в Московской консерватории.

Приводим полностью письмо Л. Кестенберга проф. Когану, свидетельствующее о громадном интересе, который вызывают за рубежом работы талантливых советских музыковедов.

«Глубокоуважаемый профессор!

Давно уже не испытывал я такого приятного и радостного чувства, как при чтении Вашего интересного письма. Радость моя носит как формальный, так и личный характер. С одной стороны, я был поражен тем, что идеи, которые я привык считать неосуществимыми и не могущими когда-либо претвориться в жизнь, нашли в Советском Союзе свое воплощение. Я говорю о кафедре истории и теории пианизма, являющейся пока, поскольку я знаю, единственной в мире. Я вижу в основании этой кафедры исполнение заветной мечты Бузони, который еще в 1900 г. рассказывал нам, своим ученикам, в Веймаре о плане организации высшего учебного заведения по изучению пианизма. В наше же время значение пианизма было отодвинуто несколько на задний план. Тем большую ценность имеет в моих глазах Ваша деятельность, так как Вы, по моему глубокому убеждению, являетесь прямым последователем и продолжателем Бузони. Достойно всяческого сожаления то обстоятельство, что те ученики Бузони, на которых возлагались большие надежды и от которых ожидалось, что они будут продолжать его деятельность, как например Эгон Петри, теперь, очевидно, не имеют для этого ни времени, ни желания. Да и сам я уже более 30 лет работаю в совершенно другой области.

Мне было бы очень интересно узнать подробности о Вашей работе по изучению транскрипции. Очень меня интересует и курс истории и теории пианизма, который Вы читаете в консерватории. Может быть, мне удастся когда-нибудь приехать в Москву, лично познакомиться с Вами и непосредственно наблюдать Вашу работу. Высказывая это пожелание, я перехожу к личным моим чувствам, затронутым Вашим письмом. Мне было очень приятно узнать о Вашей совместной работе с покойным Григорием Беклемишевым, вместе с которым я работал в Берлине перед началом мировой войны. Воспоминание о нем, и как об артисте, и как о выдающейся личности, оставило неизгладимый след в моей душе.

Надеюсь, что Вы разрешите мне послать перевод Вашего письма вдове Ферруччио Бузони, с которой я виделся этим летом и с которой состою в постоянной переписке. Ей будет, без сомнения, очень приятно узнать о том, что память о Бузони живет в Советском Союзе и о том, что его заветные мысли и мечты нашли у Вас свое осуществление.

С искренним уважением
Лео Кестенберг

Прага. 22/IX 1938 г.»

 

Письмо из Австралии

Редактору журнала «Советская музыка»

Горячо благодарю Вас за присылку декабрьского номера «Советской музыки», в котором напечатано мое письмо.

Я прилагаю все усилия для того, чтобы познакомить здешнюю аудиторию с произведениями советских композиторов. Уже много раз здесь исполнялась сонатина Кабалевского и сочинения других авторов. Мною организован специальный класс по

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет