Выпуск № 4 (67) | 1939 - страница 17

техники и мастерства непосредственно из художественных задач жизненного искусства. Это был горячий, убеждающий призыв к борьбе с формализмом, в каких бы видах он ни проявлялся. И не случайно — именно в этом вопросе — принципиальная непримиримость Мусоргского вызвала ожесточенные нападки и композиторов и критиков, «обвинявших» великого мастера в «технической незрелости» и даже... в «неграмотности»!

«Во истину, — писал язвительно Мусоргский, — пока музыкант художник не отрешится от пеленок, подтяжек, штрипок, до той поры будут царить симфонические попы, поставляющие свой талмуд «1-го и 2-го издания», как альфу и омегу в жизни искусства.

Чуют умишки, что талмуд их неприменим в живом искуссгве: где люди, жизнь — там нет места предвзятым параграфам и статьям. Ну и голосят: «драма, сцена стесняют нас — простора хотим! И давай тешить мозги: «мир звуков безграничен!»; да мозги то ограничены, так что в нем в этом звуке миров, то бишь в мире звуков!..» ...Я не против симфонии, но против симфонистов — неисправимые консерваторы. Так не говорите мне, дорогой generalissime, отчего наши музыканты чаще о технике толкуют, чем о целях и задачах исторических — п. ч. это от того. — »

Вся история борьбы Мусоргского за самобытность мастерства, подчиненного и отвечающего самобытному, жизненному содержанию художественного творчества — глубоко поучительна и в наши дни, для многих композиторов и музыковедов. Не слишком ли часто мы толкуем о советском музыкальном творчестве с робкой оглядкой назад, опираясь на «школьное», т. е. рутинное понимание технического мастерства? И не оттого ли у нас «чаще о технике толкуют, чем о задачах и целях исторических»?

Не слишком ли часто иные наши «теоретики» тянут советскую музыкальную драму назад — к явно устаревшим эстетическим нормам традиционной оперы, к нормам и формам, которые уже давно перешагнул Мусоргский? И не потому ли некоторые композиторы считают более удобным и «спокойным» — оскоплять могучий реализм, завоеванный еще Мусоргским, — тощеньким, но ядовитым «традиционализмом», пользуясь при этом эффектными заглавиями для «новых» сочинений, в которых даже старое подано не ново?

Хваля старое и пространно толкуя о «новом», мы до сих пор еще не научились замечать то принципиально новое, жизненное, наше, что сразу выделяет лучшие произведения Мясковского, Шапорина, Хачатуряна, Дзержинского, Хренникова, Гаджибекова, Киладзе, Белого, Юровского, Сабо и др. Замечать как раз те произведения, в которых композиторы следуют не букве, а творческому духу великих мастеров классической музыки. А подчас случается, что именно по адресу этих композиторов и их произведений раздается недовольное брюзжание.

Молодые советские композиторы учатся и многому научатся у нашего Мусоргского, великого автора «Бориса» и «Хованщины». И, конечно, прежде всего — в области народной музыкальной драмы, где творческое новаторство Мусоргского, по своим художественным результатам, оставило далеко позади оперную реформу Вагнера.

Изучая народную речь, ее поэзию и ее музыку, Мусоргский по-новому, глубоко осознал и гениально решил проблему живого мелодического речитатива, как движущей силы музыкально-драматического развития в опере. Он понял и показал великую роль поэтического слова в реалистической музыкальной драме и достиг до сих пор непревзойденного мастерства выразительной музыкальной речи — певучей декламации. Он слушал простой народный говор и умел находить в нем богатейшее многообразие мелодических нюансов, гармонических красок. Так он претворял слово в музыку и вновь сливал музыку с поэзией, подчиняя общее движение живой мелодической речи — единой идее народной музыкальной драмы. В своих музыкальных драмах Мусоргский — «глаголом жег сердца людей», рассказывая высокую и суровую правду о жизни и борьбе народа. «...Хочется много, очень много правды поведать людям, — писал он, — гак хоть бы маленький обрывочек этой правды поведать успелось!..»

Мусоргский рано сгорел в творческой работе, в неравной жизненной борьбе. Не все усрелось ему сделать из того, о чем мечтал художник. Но этот «силач», как говорил о Мусоргском Стасов, успел открыть новые, широкие горизонты творческой мысли, сумел направить ладью народного искусства —

«К новым берегам! бесстрашно сквозь бурю, мели и подводные камни, к новым берегам!»

И мы с новой силой повторяем этот страстный призыв великого русского художника —

К новым берегам!

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание