Выпуск № 9 (61) | 1938 - страница 25

где со стороны любви к искусству ничего никто знать не хочет...»¹. В возбужденном сознании художника тяжелая действительность приобретала еще более страшные, уродливые черты. Творческая, просветительская деятельность в условиях этой действительности казалась ему бессмысленной; идеалы народного искусства, широкого народного образования — невыполнимой мечтой... Не видя выхода, он терялся. И едкая горечь тягостных разочарований отравляла его мысли, чувства, настроения.

И — при всем этом — Серов горячо и страстно любил Россию, русский народ, русскую природу, русское искусство. Этой любовью проникнуты все его лучшие произведения — и литературные и музыкальные. Этой искренней большой любовью художника оправданы многие его увлечения, которые приводили Серова иногда к ошибочным, либо противоречивым высказываниям. Эти противоречивые высказывания современники объясняли обычно — непостоянством, «изменчивостью» взглядов Серова, его отчужденность — «неуживчивой натурой». Они были не правы. Причины были более глубокие; они коренились в самом складе русской музыкальной жизни середины прошлого столетия.

Это был период «бури и натиска» в истории русской музыки. Дело, начатое великим Глинкой, приобретало характер широкого стремительного движения национальной музыкальной культуры. Но — в условиях русской действительности того времени — движение это не могло быть единым, монолитным. В нем были свои «внутренние течения», нередко сталкивающиеся, противоречивые и — на первый взгляд — даже непримиримые. Так, во всяком случае, казалось современникам, которые не умели охватить широкие очертания общего движения.

Узловые, «ведущие» задачи национальной музыкальной культуры были как будто хорошо усвоены, и здесь не могло быть крупных разноречий (среди передовых, прогрессивных музыкантов, разумеется). Но конкретное решение этих задач в творческой практике вызывало не раз целую бурю резкой полемики. Причем нередко — каждое возможное решение утверждалось категорично, как чуть ли не единственно правильное; нередко — острая полемика в вопросах менее важных заслоняла гораздо более важные творческие проблемы принципиального значения.

Все это в значительной мере определялось стихийны м характером музыкально-общественного движения 50–70-х годов. Оно выдвинуло целую плеяду замечательных дарований — и в музыкальном творчестве, и в исполнительстве, и в критике. Художественное развитие многих выдающихся талантов русской музыки протекало бурно, стремительно и крайне противоречиво. Противоречивость этого развития усугублялась разрозненностью, разобщенностью культурных сил русской музыкальной интеллигенции. Передовым, прогрессивным, музыкантам приходилось работать в очень трудных условиях. Много энергии и сил уходило на преодоление тысячи искусственных препятствий, чинимых царской цензурой, реакционными «критиками» и их влиятельными

_________

¹ Из письма к М. П. Анастасьевой, от 7 апреля 1859 г.

покровителями¹. Эти последние делали все от них зависящее для того, чтобы, помешать сплоченной творческой работе передовых русских музыкантов. Не имея возможности противостоять могучей силе музыкально-общественного движения, одушевленного идеями великой национальной культуры, они всячески пытались использовать и раздуть внутренние противоречия этого стихийного движения.

Отсюда и ведут начало пресловутые легенды о мнимой враждебности между кучкистами и Чайковским, о якобы принципиальной противоположности взглядов прогрессивного Стасова и «консервативного» Серова и т. д. К сожалению — нельзя не отметить, что некоторые незадачливые музыковеды наши до сих пор повторяют (и даже пытаются «научно обосновать») эти легенды, не утруждая себя серьезным критическим анализом исторического процесса развития русской музыкальной культуры. Тем самым повторяются ошибочные оценки, понятные и допустимые 80 лет назад — в устах современников Стасова и Серова, — но абсолютно непонятные и недопустимые в работах музыкальных историков, если они внимательно ознакомились хотя бы с фактической стороной дела.

Музыкально-общественное движение периода «бури и натиска» охватило всех передовых, талантливых людей своего времени. Кучкисты и Чайковский, Стасов и Серов, братья Рубинштейн, все они — при глубоких индивидуальных различиях качества и силы творческого дарования и путей творческого развития, несмотря на серьезные внутренние разноречия, вопреки многим и многим трудностям, все они служили одному общему народному делу — великой русской музыкальной культуры. Этого забывать нельзя. Ибо в этом была сила, в этом была огромная культурно-историческая роль прогрессивного музыкального движения 50–70-х годов.

Но, как говорилось уже, движение это носило стихийный, внутренне-противоречивый характер. И это сказалось в разрозненности, в разобщенности культурных сил русской музыкальной интеллигенции. Огромная тяга к широкому творческому единению вновь и вновь обнажала это гнетущее чувство разобщенности у многих передовых музыкантов прошлого.

Особенно же остро оно ощущалось теми из них, которые в силу сложившихся обстоятельств были лишены дружеского общения хотя бы в интимном, узком кружке музыкантов.

Так было с Серовым. Десятилетний период его творческого самообразования и совершенствования прошел как-то обособленно, замкнуто. Непосредственного, живого общения с музыкантами своего времени Серов в этот период почти совсем не знал. Он творчески рос и совершенствовался наедине с фортепиано и партитурами великих классиков. А затем — с начала 50-х годов — Серов, уже образованнейший музыкант, бросив ненавистную службу, должен был многие годы завоевывать в неустанной борьбе, ценою страшных лишений, право на творческий труд! Музыкальная критика стала для него профессиональным

_________

¹ Достаточно вспомнить — сколько времени, сил и здоровья тратил А. Серов для того чтобы разоблачить лживость и недобросовестность клеветнических обвинений, которые выдвигались против него всяческими официальными и неофициальными «феофилычами».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание