Выпуск № 7 (48) | 1937 - страница 31

Такая манера пения свойственна шугнанской народной песне (которая поется на шугнанском языке), как напр. песни «Даргиль модык», «Ляляик», «Дудувик». Песни же на иранские (таджикские) тексты («Рабои»), очень распространенные, — более развиты в отношении и звукорядов, и упорядочения ритма, и более определенной мелодической линии. Очевидно, эти песни — результаты дальнейшего развития народной песни под воздействием профессионалов-исполнителей и влияния других музыкальных культур — Афганистана, Ирана и Индии.

Воспроизведение сказки на фонографе в клубе Хорога произвело сильное впечатление на слушателей. Они заявили, что нужно было бы записать эту сказку на граммофонную пластинку: тогда шугнанцы, живущие вдали от родины, будут слушать родную сказку.

Тексты, записанные под нотами, отличаются от текстов, которые певец диктовал потом записывающему: при пении часто вставляются добавочные слоги, гласные к немому слогу. В конце каждой строки певец произносит напевным говорком слово, начинающее следующую строку. Манера вставлять при пении добавочные гласные, слоги и даже целые слова, отсутствующие при чтении или в разговорной речи, свойственна многим народам СССР: мы наблюдаем это в узбекской народной песне; это же явление отмечает Б. А. Пестовский в калмыцкой песне¹. Несомненно, это чисто музыкальный прием, способствующий наибольшей вокализации мелодической линии и позволяющий создать расширение музыкальной формы, — тогда как все поэтические строки этих стихов имеют по восемь слогов.

Среди сказок, записанных А. А. Семеновым в Дарвазе (долина реки Пянджа)², имеется одна (№ 14) — «Афсона», в которой приводится нотная запись стихов, с припевом, в точности соответствующим припеву в стихах нашей сказки: «Роза! Я стал жертвой дивной красоты твоей, О, роза, я стремлюсь владеть тобой». — но с иным напевом.

Из записей шугнанско-рушанского фольклора мне известно о следующих:

Четыре песни (тексты), записанные Д. Л. Ивановым в Рушане, в Сарезе, от известного местного певца Рахматуллы Ляльдека; две на шугнанском языке, две на таджикском (стр. 279–281). К. Г. Залеман, Шугнанский словарь Д. Л. Иванова в сборнике факультета восточных языков Петербургского университета — «Восточные заметки». П. 1895, стр. 269–320.

Запись академиком Залеманом шугнанской сказки (W. Geiger. Kleinere Dialekte und Dialektgruppen, в ‘‘Grundriss der iranischen Philologie’’, В. I., 2, Strassburg, 1895–1901, S. 286).

R. B. Sсhaw, On the Shighni Dialect (Journ. As. Soc. of Beng за 1877 г.). Записана одна шугнанская сказка.

Запись колыбельной песни, сделанная И. И .Зарубиным в 1915 г. в Сипондж на р. Бортанге (И. И. Зарубин, «Образец припамирской народной поэзии»; доклады Росс. Академии наук, 1924, стр. 82–85).

Его же запись мунджанского перевода одной шугнанской сказки (И. И. Зарубин, «К характеристике мунджанского языка», «Иран», т. 1, Л., 1927; стр. 111–199).

В заключение приношу глубокую благодарность проф. А. А. Семенову за перевод сказки и подготовку ее таджикского текста к печати, а также за указание библиографии по шугнанско-рушанскому фольклору.

Е. Романовская

Тош-бек и Гуль-Курбон

В один из годов, в одно из времен, было не было, жил да был один царь. Звали его Тош-хон. У этого царя [сначала]³ кроме дочери, не было детей. В старости у Тош-хона родился сын, которого нарекли Тош-беком. Когда Тош-беку минуло семь лет, его отдали учиться в школу. Окончив школу, он написал об этом своему отцу письмо. Его отец, приехав, взял его из школы и торжественно увез домой.

_________

¹ См. его статью «О поэтической технике калмыцких песен», Бюллетень САГУ, № 4, февраль 1924 г.

² А. А. Семенов, «Материал для изучения наречия горных таджиков Центральной Азии», часть II (памятники народного творчества и словарь), М., 1901.

³ В прямых скобках помещены слова, дополняющие смысл текста.

Однажды царский сын отправился на прогулку. В городе [где он жил], была одна красивая девушка; звали ее Бахор — что значит — Весна. Когда Бахор увидала Тош-бека, то влюбилась в его красоту. Тош-бек рассказал своему отцу про влюбленность этой девушки. Отец выразил согласие на то, чтобы Тош-бек взял ее себе в жены. Тош-бек, взяв эту девушку, привел [ее] в свой сад и сам, расположившись подле нее, заснул. Во сне он увидел, что Гуль-Курбон, дочь египетского царя, дарила ему [любовные] наслаждения и радости. Проснувшись, — он не мог прийти от любви в сознание. Посему его слуги отправились к Тошхону и известили [его], что Тош-бек остался без сознания. Тош-хон послал к нему воинов, чтобы они разбудили его ото сна. Когда Тошбек открыл глаза и увидел у себя в изголовьи воинов с мечами, то в страхе сказал:

У ложа моего грозно встали палачи,
Держа в своих руках медные, блестящие мечи.
(Роза!)
Я стал жертвой дивной красоты твоей,
О, роза! Я стремлюсь владеть тобой !¹

[Пример не распознан]

Затем он встал и отправился к отцу, сказав ему:

Что за дивный сон видал нынче я,
Будто розами полна постель вся моя!
(Роза!)
Жертвой красоты я стал твоей,
И стремлюсь я завладеть тобой!

[Пример не распознан]

_________

¹ В скобки берутся слова, исполняемые речитативом (обозначенные в примере ритмическими знаками). В тексте двух последних стихов игра слов: в первом стихе Роза — имя египетской царевны (Гуль-Курбон), а во втором — слозо роза употреблено в значении цветка.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Тош-бек и Гуль-Курбон

[Пример не распознан]

[Пример не распознан]

Содержание