Выпуск № 1 (42) | 1937 - страница 28

Но не в этом основной недостаток «Талисмана». Придавая своему романсу характер таинственности и загадочности, композитор исходил, очевидно, из образа талисмана, волшебная сила которого должна спасти поэта от несчастий. Однако совсем не в этом образе подлинный смысл замечательного стихотворения Пушкина. Мы напомним его читателю:

Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в дни печали был мне дан.

Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи,
Храни меня, мой талисман.

В уединеньи чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье,
Прощай надежда, спи желанье,
Храни меня, мой талисман.

Нельзя рассматривать это стихотворение как чистую лирику. В нем есть элементы философского раздумья, столь характерные для многих стихотворений Пушкина. Отталкиваясь от образа талисмана, поэт как бы бросает взор на свой (пройденный и грядущий) жизненный путь, видя в нем «дни гоненья» и «тревогу пламенного боя» и т. д. Это сближает «Талисман» по общему замыслу с такими глубоко-философскими стихотворениями, как «Брожу ли я вдоль улиц шумных», «Безумных лет угасшее веселье» и др. Бирюков прошел мимо этой стороны пушкинского стихотворения, как будто просто не заметив ее. В других романсах Бирюков показал, что у него есть художественные возможности для свежего, своеобразного музыкального «прочтения» Пушкина. Здесь же он оказался в плену традиции, игнорировавшей философскую мысль Пушкина, трактовавшей Пушкина-философа как Пушкина-лирика.

Подводя итоги, можно сказать, что если не все романсы Бирюкова одинаково удачны, если не везде он правильно понял мысль великого поэта, всеже его небольшой цикл свидетельствует о большом даровании автора и о вдумчивом, серьезном отношении его к музыкальному воплощению пушкинской поэзии. Для каждого стихотворения, в каждом романсе он умеет найти особый, четко отличающийся от остальных и свежий музыкальный образ.

Разнообразие бирюковских романсов имеет и свою оборотную сторону. Стремясь найти для каждого стихотворения адекватный ему музыкальный образ, композитор теряет единство стиля. Трудно поверить, что «Пуншевая песня» и «Талисман» сочинены одним автором, настолько различны они по музыкальному языку. В це-

лом же романсы Бирюкова, несмотря на отмеченные выше недостатки — отрадное и заметное явление в советской романсовой литературе.

К. Макаров-Ракитин откликнулся на пушкинский юбилей всего двумя романсами. Очень хорош его романс «Пью за здравие Мери». Достоинства этого романса — непосредственность, теплота, искренность. Мелодия очень проста, и вместе с тем чрезвычайно выразительна и разнообразна. Фортепианное сопровождение не лишено некоторой изысканности и гармонической остроты, что, впрочем,— при большом художественном такте автора — лишь подчеркивает простоту мелодического рисунка:

Прим. 9.

Романс «Пью за здравие Мери» дает новую трактовку текста Пушкина. «Мери» Макарова-Ракитина — не традиционная заздравная песня (как, напр., глинкинская «Мери»). Кладя, очевидно, в основу своего романса пушкинские слова: «Тихо запер я двери и один без гостей пью за здравие Мери» — композитор придал ему не только глубоко-лирическую, но, в известной мере, пессимистическую, пожалуй даже несколько болезненную, окраску, лишь слегка завуалированную вальсообразным движением.

Мы думаем, что Макаров-Ракитин пошел здесь не по правильному пути. Конечно, трактовка Глинки (с акцентом на первой фразе стихотворения) не единственно возможная. Но пессимистическая окраска безусловно чужда пушкинской «Мери».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 9.

Содержание