Выпуск № 1 (42) | 1937 - страница 29

Второй романс Макарова-Ракитина написан на текст пролога к «Руслану и Людмиле» («У лукоморья дуб зеленый»). Композитор поставил своей целью передать сказочный колорит пушкинского отрывка. Это ему в известной мере удалось, хотя и не вполне самостоятельными средствами (поздний Римский-Корсаков, главным образом «Кащей»). Однако этому романсу Макарова-Ракитина недостает непосредственности, живого обаяния, которыми подкупает «Мери». Мелодия надуманна и суховата, слишком ясна ее зависимость от гармонического фона (неожиданное сопоставление гармоний — основное средство выразительности в этом романсе). Все эти недочеты вытекают из основной ошибки автора— неправильной трактовки пушкинских образов.

Важнейшие черты сказок Пушкина те же, что и русской народной сказки. Пушкин в своей сказочности в полной мере проявил себя народным поэтом. И для русской народной сказки и для сказок Пушкина характерно соединение фантастики со здоровым реализмом. Сказки Пушкина не призрачный мир гофмановских героев. Сказка Пушкина земная, реалистическая, с оттенком юмора, который есть и в прологе к «Руслану».

Макаров-Ракитин в своем романсе далеко отошел от образов пушкинской сказки, трактуя их в каком-то призрачно-фантастическом плане. Теплоты, живого обаяния пушкинских стихов нет в романсе Макарова-Ракитина. Здесь уместно вспомнить и о народности музыкального языка. Пушкин в этом отрывке широко пользуется народными образами: более чем естественно было бы и композитору обратиться к народному творчеству, к песенным интонациям.

Вопрос об огромной ответственности композитора, пишущего музыку на пушкинские тексты, встает особенно остро при разборе цикла пушкинских романсов Л. Книппера. Уже самый заголовок цикла — «Про любовь»¹ — звучит довольно вульгарно и говорит о недостаточно серьезном отношении композитора к лирике великого поэта. Об этом говорит также и включение в цикл романса «Мельник» («Воротился ночью мельник»). Само по себе превосходное, чрезвычайно остроумное стихотворение Пушкина совершенно неуместно в цикле любовной лирики, так как придает ему оттенок фривольности, резко дисгармонирующей с образами остальных стихотворений.

При отборе стихотворений, вошедших в цикл, композитор проявил гораздо больше самоуверенности, чем подлинной творческой инициативы. Традиционный круг произведений, широко использованный русскими композиторами прошлого, не нарушен Книппером. Здесь — «Для берегов отчизны дальной», «Мери», «Мельник», «Ворон к ворону летит», «Сожженное письмо» и т. д.

Использование пушкинских стихов, гениально воплощенных в музыке Бородиным, Глинкой, Даргомыжским, — попытка крайне смелая. Такой выбор текста нельзя, конечно, рассматривать как стремление композитора вступить в соревнование с Бородиным и Глинкой; но совершенно необходимо, чтобы романсы на эти тексты стояли на

_________

¹ Для голоса, струнного оркестра, флейты, гобоя, кларнета и фагота.

высоком художественном уровне, чтобы композитор дал в них новую трактовку пушкинских стихов. С другой стороны, в пушкинских романсах больше чем где-либо нетерпима всякого рода формалистская надуманность. Подходя и циклу романсов Книппера с этой точки зрения, мы должны констатировать, что большинство этих романсов не отличается ясной выразительностью и чистотой музыкального языка. Больше того: композитор точно и не ставил перед собой всерьез этой задачи. Появляющиеся иногда отдельные ясные — хотя и не совсем самостоятельные и свежие мысли — как будто «пугают» композитора, и он тотчас же уходит в область надуманных формалистских музыкальных построений. Так, напр., в романсе «Для берегов отчизны дальной» простая, ясная музыкальная фраза, являющаяся как бы основным зерном всего романса, не получает полноценного развития. Повторяясь неоднократно, она все время сменяется неопределенными, лишенными музыкальной логики, интонациями. Характерно в этом отношении уже вступление:

Прим. 10.

То же мы видим и в романсе «Сожженное письмо» («Прощай, письмо любви...»). Патетическое — в стиле Листа — начало сменяется вялым, безжизненным топтанием на месте, которое никак не назовешь мелодией. В других романсах («Все в жертву памяти твоей», «Все кончено: меж нами связи нет») нет и этих эпизодически появляющихся ясных мыслей. Всюду бледная, ничего не выражающая «вокальная линия», надуманность и просто гармоническая грязь в инструментальном сопровождении.

В этих романсах Книппера нет ни единства стиля, ни своего стиля, ни... вообще стиля! Композитор, нисколько не смущаясь, сменяет изысканные острые звучания... типично рахманиновским эпизодом (в «Для берегов отчизны дальной»):

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 10.

Содержание