Выпуск № 11 (40) | 1936 - страница 14

романтики молодого Гюго. Естественно, что и его юношески восторженное влечение к сен-симонизму было также двойственным, путанным, неясным: отнюдь не все наиболее ценное заимствовал Лист из учения знаменитого мелкобуржуазного утописта.

Все эти идейные метания молодого Листа, однако, следует рассматривать не как что-то случайное, — а в общем плане его индивидуального идейно-художественного развития и той социальной обстановки, которая определила это развитие.

Неясные творческие «Идеалы» и чуждая им «реальность» окружающей среды; горячая жажда познания подлинной жизни, стремление найти свой творческий путь — и глубокая неудовлетворенность положением артиста в буржуазном обществе; сознание своих недюжинных творческих способностей— и неумение найти средства их конкретного применения, наконец — вечно гнетущее чувство одиночества, оторванность от родины, ее быта и культуры и — ко всему этому еще — тяжелые испытания личной жизни (смерть любимого отца, первая и неудачная любовь к Каролине Сен-Кри) — вот общие, далеко не радостные очертания жизненного пути молодого Листа.

Все это нужно понять не для того, чтобы «простить» его промахи, ошибки, вредные увлечения и т. д., но для того, чтобы разобраться по существу во внутренних противоречиях творческого развития Листа, для того, чтобы судить о его художественной деятельности не по тому, что было в ней «необходимо преходящим, реакционным», а по тому ценному, прогрессивному, что было и осталось положительным фактором в историческом развитии музыкального искусства, что остается ценным и для нас.

Нет никакого сомнения, что все эти юношеские «философские увлечения» Листа не остались без влияния на его дальнейшее творческое развитие. Однако было бы грубой ошибкой — на основе этих неясных философических исканий — делать поспешный вывод о «феодальной романтике» или «религиозно-мистической» сущности творчества Листа-композитора. Все это крайне несерьезно. Ибо многое здесь, действительно, было «преходящим».

Наконец — и это не менее важно — как ни сильны были всевозможные литературно-философские влияния на Листа,— он всеже прежде всего был музыкантом и, естественно, через музыку ив музыке мог лучше всего осознать свои творческие задачи. Наброски его «Революционной симфонии», которую он с таким энтузиазмом начал писать в дни июльской революции, — являются живым свидетельством этого естественного стремления. Оно осталось, как известно, неосуществленным. Ибо одного стремления, очевидно, было недостаточно. Необходимо было накопить какой-то положительный творческий опыт, серьезные положительные познания и — что особенно важно для Листа — необходим был движущий творческий импульс.

Именно поэтому то, чего не могли дать ему все его сумбурные философические искания юности, что казалось Листу-художнику, музыканту чрезвычайно сложным, неясным и даже непостижимым — было найдено им в процессе напряженного творческого музыкального развития, в котором огромную роль сыграло сближение Листа с тремя великими романтиками — Паганини, Берлиозом и Шопеном.

В пестром, многообразном потоке музыкальной жизни современной эпохи эти три гения оказали решающее и плодотворное влияние на Листа. Философско-поэтические идеи программного симфонизма Берлиоза, пламенная «демоническая» виртуозность Паганини, вдохновенная певучая лирика Шопена — получили глубокое и органическое пре-

творение в музыке Листа— в лучший период его творческой деятельности. Это, разумеется, произошло не сразу. Прежде чем окончательно осознать и по-своему разрешить новые, постепенно откристаллизовавшиеся творческие задачи, замыслы, — Лист прошел немалый «обходный» путь.

3

В 1835 году Лист покинул Париж, отправившись вместе с графиней М. д’Агу в Швейцарию и, затем, в Италию. Эти «годы странствований» (1835—39) по Швейцарии и Италии — годы романтической любви композитора и философско-созерцательного любования красотами природы, годы страстного увлечения памятниками искусств (Данте, Петрарка, Рафаэль, Микель-Анджело) и неустанной работы над своим музыкально-культурным развитием. Непосредственные впечатления и переживания этих лет романтических скитаний нашли отражение в замечательных музыкальных новеллах «Альбома путешественника», — впоследствии вошедших (в переработанном виде — со значительными изменениями и дополнениями) в знаменитый цикл «Годы странствований» (три тетради).

Освободившись от гнетущей атмосферы ненавистного ему «мира салонов», забыв фальшивые условности «высшего света», — Лист с увлечением и много работал в эти годы — и как композитор (среди многих фортепианных произведений — большая соната-фантазия «После чтения Данте»), и как пианист (1837 г. — цикл камерных концертов из произведений Бетховена в Париже; в марте — состязание с Тальбертом и т. д.), и как педагог (Женевская консерватория — 1835 г.), и как музыкальный писатель (1835 г. — знаменитые статьи «О положении артиста» в «Парижской муз. газете»; 1837 г. — «Письма, баккалавра музыки»). Идейный кругозор Листа значительно расширился и прояснился. Юношески-восторженное отношение его к романтическому искусству: «священный трепет» перед демонической силой виртуозного гения Паганини, искреннее восхищение грандиозными замыслами берлиозовского симфонизма, очарование вдохновенной лирикой Шопена — все это претворилось сейчас в самостоятельной осмысленной творческой работе, оторая в данный период — в основном — оказалась подчиненной задаче создания большого романтического пианизма.

Нельзя забывать, что Лист-композитор немыслим без Листа-виртуоза; вернее говоря — пианизм Листа был естественнейшей и прочной основой его композиторской работы. В свою очередь Лист-виртуоз проделал огромный путь, прежде чем достиг заветных вершин своего пианистического мастерства, которое должно быть отмечено в истории фортепианного исполнительства как одна из самых высоких кульминаций! Пианизм Листа (окончательно преодолевший внешнюю эффектную виртуозность, превративший виртуозность из самоцели в средство) — искусство больших и ярких контрастов. Это, по существу, — красочный оркестровый пианизм al fresco, сочетавший в себе тончайшие нюансы изысканной лирики и драматический пафос философского симфонизма, безудержную силу романтической фантазии и пышную, импозантную декоративность. Недаром Гейне, сравнивая в своих «Письмах о парижской сцене» Тальберга с Листом, — назвал последнего «диким, молниеносным, огнедышащим, все ниспровергающим!..»

Таким, очевидно, был Лист, когда он в марте 1838 г. выступал в венских концертах в пользу пострадавших от наводнения в Венгрии. Успех был невиданный. Лист писал впоследствии, что этот успех «определил» его дальнейшую виртуозно-пианистическую деятельность.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

3

Содержание