Выпуск № 11 (40) | 1936 - страница 17

Хотя уже миновала половина музыкальной поры Петербурга, однакоже в нынешнем году концертное время не имеет того характера,, которым оно отличалось в предыдущих годах, и публика, собираясь на концерты своих любимцев, чего-то ждет, слушает игру и пение лишь вполовину, приготавливаясь к приему величайшего музыкального артиста нашего времени — Листа.

Давно не было ни об одном артисте столько толков, как о Листе. Почти все газеты наши сообщили биографические очерки его; в одной даже появился политипажный портрет его. «Редко можно найти один лист газеты — без Листа!» сказал один забавник в кондитерской Излера.

«Репертуар и Пантеон», 1842, № 7, стр. 49.

Весь музыкальный мир наш готовится к принятию Листа, главного представителя нынешных артистов, так сказать, переродившего неблагодарные фортепиана в инструмент могущественный. В музыкальных магазинах Одеона (в Большой Морской, на углу Гороховой, и у Казанского моста) ныне уже заготовлены в большом количестве все лучшие композиции Листа, все любимейшие композиции других музыкантов, предпочтительно играемые Листом в своих концертах, и сверх того портреты его в разных изданиях, следовательно и разных цен, от 2 до 8 руб. асе. Там находится также портрет Листа в барельефе...

...С Листом путешествует певец г. Панталеони, и, как говорят, певец отличный. Одеон не забыл и этого обстоятельства: он предлагает посетителям своего магазина пьесы для пения: «Hommage к F. Liszt», соч. г. Панталеони, и «Barcarolle Venitienne de Pantaleoni», написанную Листом.

«Северная пчела», 1842, № 60 (17 марта), стр. 238.

Наконец с таким нетерпением ожидаемый Лист 4-го числа сего месяца [апреля] прибыл в Петербург...

«Ведомости С.-Петербургской городской полиции», 1842, № 28 (7 апреля).

Лист квартировал у Михайловского сквера, насупротив дворянского собрания, в бель-этаже отеля Кулон, в комнатах, выходящих окнами на сквер.

«Воспоминания» Юрия Арнольда, М. 1893, вып. III, стр. 77.

Вдруг появилась афиша, возвестившая о первом концерте Листа. Билеты были разобраны нарасхват.

«Репертуар и Пантеон», 1842, № 8, стр. 33.

Завтра! Завтра! в среду [8-го апреля] мы наконец его услышим. Его — разумеется Листа: о каком же другом музыканте можно говорить, когда он здесь? Он будет играть Увертюру из «Вильгельма Телля» (Карла Смелого) один, без оркестра... Зачем ему оркестр? У него есть две руки и гений! Этого слишком довольно, чтобы наполнить дивной гармонией огромную залу Дворянского собрания. Потом услышим мы финальное анданте из «Лючии ди Ламермур», большую фантазию на темы из «Дон-Жуана» [Моцарта], «Аделаиду» Бетховена и две песни Шуберта, которых никто так не поет, как Лист на фортепиано, и, наконец, его знаменитый хроматический галоп, от которого зала запляшет... Бедные наши руки! Что-то с ними будет?

«С. Петербургские ведомости», 1842, 78 (7 апреля).

Концертные афиши возвещают, на завтра, среду 8 апреля, в зале Дворянского собрания, первое музыкальное утро знаменитого Листа, которого мы наконец дождались. Он будет играть шесть пиес. Билеты по 15 руб. асс. в залу и по 10 руб. в галерею.

«Северная пчела», 1842, № 77 (7 апреля).

...8 апреля наша великолепная зала Дворянского собрания, задолго до назначенного часа, уже вмещала в себе самую отборную публику.

«Репертуар и Пантеон», 1842, № 8, стр. 33.

Мы были поражены необычайным видом залы. Была поставлена маленькая четырехугольная эстрада на самой середине залы... На этой эстраде помещалось два рояля, концами врозь, и два стула перед ними: ни оркестра, ни инструментов, ни нот, никаких других музыкальных приспособлений во всей зале не было видно.

Стасов В., «Училище правоведения сорок лет тому назад». Собр. соч., том III, стр. 1674.

Эстрада с двумя флигелями [роялями], одним работы Эрара, другим работы Лихтенталя (находящегося в Петербурге), была устроена в самом центре залы, так что можно было видеть музыканта отовсюду.

«Репертуар и Пантеон», 1842, № 8.

Скоро зала стала наполняться, и тут я увидал в первый раз своей жизни — Глинку... Мне его указал Серов, который незадолго до того с ним познакомился, и, конечно, поспешил подойти к нему с улыбками, вопросами и рукопожатиями. Однако Глинка не долго с ним распространялся; его стала кликать одна» знакомая дама, сухая и старая, как говорили, отличная тогдашняя пианистка — ш-ше Палибина...

В это время пошел какой-то шум в зале, все повернулись в одну сторону, и мы увидали Листа, прохаживающегося по галерее за колоннами, под ручку с толстопузым графом Мих. Юрьев. Виельгорским, который медленно двигался, вращая огромными выпученными глазами, в завитом a la Аполлон Бельведерский кудрявом парике и в громадном белом галстуке. Лист был тоже в белом галстуке, поверх которого красовался у него на шее орден Золотой шпоры, незадолго перед тем данный ему папой, с какими-то еще орденами на цепочках, на отвороте фрака. Он был очень худощав, держался сутуловато, и хотя я много читал про его знаменитый «флорентинский профиль», делавший его будто бы похожим на Данта, я не нашел ничего хорошего в его лице. Мне уже сильно не понравилась эта мания орденов, а потом, точно так же мало нравилось его приторное и изысканное обращение со всеми встречавшимися. Но что сильно поражало — это громадная белокурая грива на голове. Таких волос никто не смел носить в России, они были здесь строжайше запрещены. Тотчас пошел глухой говор по зале, замечания и отзывы про Листа. У моих соседей разговор, на минуту прерванный, снова завязался. Мадам Палибина спрашивала Глинку, слышал ли он уже Листа. Тот отвечал, что да, слышал еще вчера вечером, у графа Виельгорского. «Ну, и что же, как вы его нашли?» спрашивала неотвязная знакомая. И тут я пришел в неописанное изумление и негодование; Глинка без малейшего затруднения отвечал, что иное Лист играет превосходно, как никто в мире, а иное пренесносно, с префальшивым выражением, растягивая темпы и прибавляя к чужим сочинениям, даже к Шопену и Бетховену, Веберу и Баху, множество своего собственного, часто безвкусного

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание