Выпуск № 11 | 1936 (40)

Сегодня во вторник 28 апреля г. Лист дает в зале г-жи Энгельгардт музыкальное утро. Начало в 2 часа. Билеты по 15 р. и 10 р. асc.

«Северная пчела», 1842, № 92 (28 апреля).

Оркестры наши петербургские, в русской и немецкой опере, вовсе не из посредственных и, может быть, лучше весьма многих иностранных... Между ними [членами оркестра] много музыкантов весьма хороших, много людей, которые, если не обладают решительным талантом, то посредством постоянных занятий теориею и практикою приобрели основательные знания музыки (Шуберт, Маурер, Альбрехт, Сусман, Гильу, Грос и пр.), и что же? посаженные на одну эстраду с Листом, с настоящим исполнителем, такие люди испортили все дело, едва держались от неуверенности в своей игре, сбивались в темпе, как школьники, и вообще были слишком ничтожны и диспаратны...

Итак, «Септуор» Гуммеля был испорчен гг. Маурером, Шубертом, Бродом, Гильу и пр.; но сколько можно было отличить звуки Листа от их несчастных звуков, Лист сделал должное... Признаться тебе должно, что мне, при всем превосходном исполнении Листа, досадно было, зачем он играл этот «Септуор». Эта пьеса не для него, как и все гуммелево. II est trop au dessus, par son dramatisme.1

Финальную фугу господа музыканты обезобразили до того, что я не мог ее раскусить. Самые лучшие места «Септуора» были там, где Лист позволял себе играть, как ему хочется, украшать Гуммеля. В том же 4-м концерте, после длинного «Септуора» Лист играл Гензельта «Wiegenlied» и два романса графа Виельгорского. «Wiegenlied» он играл, разумеется, только из угождения Гензельту, а то бы не стоило. Романсы были исполнены прелестно, в высоком значении слова прелесть — grazia. Еще играл он мазурку, на которую потом импровизировал, но эти вещицы также не довольно заметны перед колоссом. Одним словом, я настоящего Листа услышал только в его «Reminiscences de Norma» — вот это музыка. Беллиниевская опера сделалась мне присуща всем составом и поразила меня своим величием. Ты знаешь, как Лист умеет сжимать оперы в своих фантазиях, но в этой он достиг высшего совершенства концепции. Я не знаю даже, уступит ли эта фантазия в чем-нибудь фантазии на «Дон-Жуана». Нет, они, без всякого сомнения, равно велики. В «Норме», кроме того, еще гораздо более механического достоинства, обделка самая блестящая (может быть, Лист при сочинении этой фантазии думал о соперничестве с Тальбергом и писал на славу): отделка и совершенство механические, как более доступные толпе, произвели в концерте высшее изумление. Все вскочили с мест и с восторженными, с расстроенными взглядами преследовали вихрь листовых перстов, и он разливался ураганом в песне галлов и плакал в предсмертном пении Нормы.

Письмо А. Серова к В. Стасову от 6 мая 1842 г., «Русская старина), 1876, кн. V (май), стр. 145.

Говоря о Листе, не можем умолчать об одной черте его характера, тронувшей нас до глубины души. В своем последнем концерте Лист играл два сочинения Гензельта. Благородная и деликатная дань таланта — таланту. Мы так свыклись с Гензельтом, поселившимся у нас, что едва помним, что он у нас, а между т;ем в музыкальной Вене издают портреты Гензельта и во всем музыкальном мире расхваливают его сочинения. Поселись у нас Лист — мы охладели бы и к нему. Мы (однако

_________

1 Он слишком выше этого, своим драматизмом.

не издатели «Пчелы») даже предпочитали Тальберта Гензельту. А спросите Листа, он вам скажет, что такое Гензельт.

«Северная пчела», 1842, № 96 (2 мая), сгр. 282.

Концерт в пользу С.-Петербургской детской больницы дан будет 30-го апреля, в 8 часов вечера, в зале Дворянского собрания. Концерт сей будет составлен из двух больших увертюр, хора из оперы «Вильгельм Тель», финала из оперы Россини «Мозе» [«Моисей»] и других пиес, в коих будут участвовать г-жи Чинти-Даморо, Корнелия Фалькон, гг. Ричарди, Бек и другие здешние артисты. — Блаз будет играть соло на кларнете. — В заключении концерта г-н Лист будет играть с оркестром Alexandre-Marche с вариациями соч. Мошелеса.

«Русский инвалид», 1842, № 93 (28 апреля), стр. 378.

Присутствие Листа затмевает все другие этого рода новости. Музыкальные разговоры и рассуждения направлены все к одному только предмету, Листу. Публика хочет слушать только Листа. Лист один господствует в мире звуков, и где он, там все. Мнения об нем уже образовались, и эти мнения, единодушные относительно к удивительному совершенству механизма игры его, очень разнообразны насчет других преимуществ его гениального таланта. Многие жалуются, что они не тронуты, что эта чудесная игра оставила их холодными. Другие жалуются, что они больны от сильного растрогания и от энтузиазма...

Многие уже нынче достигают того совершенства механизма в фортепианной игре, которое почти все ставят в числе преимуществ этого необыкновенного артиста; а если еще не достигают, то достигнут... Истинное и великое преимущество таланта господина Листа, которое ставит его выше всех известных фортепианистов — умственная часть его игры. Эта игра так умна, что можно назвать ее умною книгою. Господин Лист, один из всех играющих на фортепиано, вполне владеет этим обширным, многосложным, неловким и бездушный инструментом, с которым никто еще не совладел. Он один постиг его, покорил, знает, что можно хорошо сказать на нем, и высказывает это с умом, чувством, ловкостью, ясностью, силою, нежностью и отчетливостью невыразимой. Изобилие, роскошь ума видны у него во веемой не оставит почти ни одной ноты, чтобы не придать ей какогонибудь смыслу, какой-нибудь особенной и замысловатой выразительности, чтобы не оттенить ее от предыдущих и от последующих нот, не сообщить ей той ясности значения, какую только может вынести сущность инструмента...

Это — речь умного и искусного оратора. Это — настоящая звуковая картина, написанная умною, ловкою и тонкою кистью, с бесчисленными светами, тенями, полутенями, оттенками, чудесною игрою колорита и большим общим эффектом. В пример можно привести «Венгерский марш» и сонату Бетховена en ut, две вещи противоположные, ногде вполне видна, в каждой ноте, вся обширность умственных средств г. Листа из одного уже способу, каким он разыгрывает эти пиесы. Нигде не является он таким великим художником, как в этих двух случаях: я не исключаю даже гуммелева Септуора и веберова Concertstuck, которым он придает совершенно новый колорит, новый смысл и новый эффект. Очень понятно, что для такой игры нужно иметь в голове огромный материал толку, мысли и воображения, быть не только вещественным фортепианным — фортепианных гениев на свете много — но и весьма умным, образованным, тонким, понятливым человеком вообще...

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет