послужит лучшим орудием пропаганды. Я должен, товарищи, однако отметить, что написанный в момент моральной и физической депрессии, как следствия войны, он не стоит на высоте советской мысли.

Во-вторых — "Национальный гимн Китайской республики", который я написал во время моего пребывания в Пекине по просьбе тов. Сун-Ят-сена и членов его правительства. После того, как я принимал участие в первой китайской революции в 1912 г., я возвратился во Францию; мои китайские товарищи вызвали меня в 1913 г. 

Этот китайский гимн был издан мною в нашем профессиональном институте в Монако, в Школе художественных ремесел, основанной в 1918 г. и возглавляемой Раймондом, старым бланкистом, умершим в 1920 г. После этого я вернулся в Бельгию, где в течение 10 лет состою членом комитета профсоюза музыкантов Брюсселя.

Прилагаю также к моей посылке несколько экземпляров "Новой музыкальной записи" ("La notation autonoine musicales"). 

Я буду Вам черезвычайно благодарен, если Вы поможете мне прийти к быстрым практическим результатам в этой области. К кому, к какой организации, как не к пролетарской, должен я обратиться в настоящий момент для того, чтобы получить оценку этого труда и ответить на их критику?

В замечательной стране Советов за техническую рационализацию человеческих усилий трудящимся дают премии. Было бы непонятно, если бы такой метод не применялся бы в области искусства.

Я предлагаю, без всякой мысли о выгоде, графические средства и принципы, которые позволят сэкономить несколько лет при обучении музыке и сократить труд чтения нот.

Я прошу вас дать мне по этому поводу братский совет»... 

Огромный интерес к советской стране и к советской музыкальной культуре проявляется в ряде писем, полученных втечение нескольких дней из Испании, — после того как небольшая заметка ММБ была напечатана в одной из мадридских газет. Вот несколько выдержек из писем испанских музыкантов, адресованных ММБ:

«Уважаемые товарищи!

Прочел ваше объявление, помещенное в "Геральдо де Мадридо" от 20 августа, и, полный радости и глубокого интереса, обращаюсь к вам со следующими строками: 

Прежде всего, должен Вам сказать, что все, что связано с СССР, имеет для меня очарование тех вещей, которые нам приятны благодаря тайне, их окружающей. В особенности в тех случаях, когда, как мы это имеем сейчас, это связано с различием в государственном устройстве, когда из-за этого различия СССР подвергается тенденциозным преследованиям, которые совершенно лишают нас возможности иметь представление о подлинной жизни в этой стране. Из заметки, на которую я ссылаюсь в начале моего письма, я увидел, что вы действительно знакомы с современным печальным положением оркестровых музыкантой в Испании, — положением, вызванным исключительной тупостью класса-эксплуататора ко всем проявлениям музыкальной и театральной культуры. В результате всего этого я задавал себе следующий вопрос, сходясь в нем с вами: возможно ли, что профессия, которой я посвятил все силы своей жизни, для испанского общества ничто, и что из-за эгоизма капиталистических предприятий я низведен теперь до состояния пария? Я скрипач-оркестрант, начал работать семнадцати лет от роду (после экзамена) в мадридском филармоническом оркестре, директором которого является дон Бартоломе Перес-Касас. Сейчас я — безработный. Мне тридцать четыре года, и я хотел бы осуществить свое самое горячее желание — жить в России. Если же это невозможно, хотел бы узнать, как там живут и работают работники оркестра. Это дало бы мне возможность прочесть несколько лекций на тему об этой профессии. Напоследок скажу, что я начинаю новый этап учебы и надеюсь, что когда-нибудь все же смогу жить среди этого великого народа, который в душе я уже считаю своим.

Де Кастро».

Вот письмо от преподавателя музыки в Сагунте (Валенсия):

«Шлю Вам привет и спешу сообщить цель своего письма. Я прочел в одной испанской газете ("Геральдо де Мадридо") призыв, обращенный Вами ко всем испанским музыкантам, с целью вызвать обмен письмами между музыкантами обеих стран. Я отношусь к этому делу с большой симпатией и потому обращаюсь к Вам, чтобы Вы знали, что можете рассчитывать на товарища, готового информировать Вас по интересующим Вас вопросам в области испанской музыки. 

Был бы Вам очень благодарен, если бы Вы, в свою очередь, познакомили меня с одним-двумя преподавателями музыки (композиторами) для обмена письмами на темы о композиции».

Наконец, письмо от дирижера Ланберга из Мадрида:

«Узнав из печати о просьбе, с которой Вы обращаетесь к молодым композиторам, о присылке произведений в Международное бюро, имею удовольствие прислать Вам некоторые из моих сочинений.

В настоящее время я — директор студенческого оркестра Мадридской консерватории. С большим удовольствием получил бы произведения русских композиторов для того, чтобы познакомить с ними испанскую публику».

Процитировав эти письма, обнаруживающие новые сдвиги, происходящие сейчас в среде музыкальной интеллигенции Запада, мы считаем нелишним напомнить нашей музыкальной общественности, и в частности Союзу советских композиторов, о необходимости активизировать интернациональную работу и связь с зарубежными музыкантами. 

Г. Шнеерсон

ХРОНИКА

Очерки зарубежной музыкальной жизни

Германия

Рихард Штраус закончил оперу «Молчаливая женщина». Ее премьера ожидается осенью в Дрезденской опере. Но уже сейчас назревает непредвиденный конфликт. В основе оперы лежит комический сюжет новеллы современника Шекспира — Бен-Джонсона — о женщине, невыносившей шумов и музыки. Либретто было разработано Стефаном Цвейгом, — писателем, не принадлежащим, как известно, к представителям арийской расы (характерно, что и первый долголетний сотрудник Р. Штрауса — Гуго фон Гофмансталь — был евреем!). Цвейг предложил Штраусу отказаться от дальнейшего сотрудничества в работе над оперой. Но последний настаивал на ее окончании. Недавно Цвейг официально сообщил о своем намерении передать все суммы, которые ему надлежит получить с этой постановки, в пользу общества вспомоществования евреям в Германии. Понятно, какую бурю негодования вызвало это сообщение в гитлеровской печати. Трудно будет опытному дипломату — Р. Штраусу — найти выход из такого трудного положения!..

Известный венгерский композитор и этнограф Бела Барток получил из Берлина письмо, автор которого просит подтвердить арийское происхождение композитора. «Мы просим вас, — пишет он, — не понимать слово "арийское" буквально, ибо мадьярская (венгерская) раса, к которой, мы надеемся, вы действительно принадлежите, не является полноценной арийской нацией, но национал-социалистской Германией приравнена к последней». Однако, дальше в письме высказывается сомнение, не была ли мать Бартока или, по крайней мере, его бабушка с материнской стороны еврейкой? Эльза фон Краус, глава новой национал-социалистской концертной агентуры в Берлине, написавшая это письмо, очень просит Бартока прислать копии метрических свидетельств его предков.

Письмо это вызвано скандалом, недавно произошедшим в Берлине при исполнении новых песен Бартока. «Модернизм» их автора заставил публику заподозреть в нем еврея. Напрасно седая, всеми уважаемая Эльза фон Краус клялась, что Бела Барток является отпрыском старинного мадьярского дворянского рода, — представители гитлеровской власти, иронически пожимая плечами, отвечали: «Оставьте, что арийского может прийти к нам из Будапешта!» И теперь, если Барток не пришлет подтверждения о подлинности своего «генеалогического древа», его произведения будут, очевидно, изгнаны с концертных подмостков Германии. 

В ответ на гастроли итальянской оперной труппы «Stagione», с большим успехом выступавшей в Берлине, в Италию отправился симфонический оркестр наци, организованный еще в 1931 г. скрипачом проф. Хавеманом. Этот оркестр не блещет художественностью исполнения, зато все члены его одеты в коричневые рубахи и взмах смычка у скрипачей подобен военному салюту. Концерты «немецкого национального оркестра» прошли при гробовом молчании итальянской прессы (характерно, что в них не было исполнено ни одного произведения композиторов XX в.!). Зато усиленно комментировалась превосходная чистовоенная выправка членов оркестра, показанная ими на торжественном парадном концерте.

Италия

Небывалый скандал разыгрался в Риме на премьере новой оперы Франческо Малипьеро «Легенда о сыне-подкидыше». Безусловно, Малипьеро (род. в 1882 г. в Венеции) принадлежит к числу наиболее интересных и содержательных композиторов современной Италии. Но в своей творческой и идеологической позиции он стоит обособленно от практики итальянского фашизма. Признанным главой «Молодой итальянской школы», выражающей эту практику, является Альфредо Казелла (род. в 1883 г., музыкальное образование закончил в Париже) — наиболее технически одаренный и популярный в Европе композитор и блестящий журналист. Преодолев черты эстетского импрессионизма, свойственные первому периоду его творчества, а также большинству его сверстников (напр. Кастельнуово-Тедеско, род. в 1885 г., или Пик-Маньяджалли, род. в 1882 г.), Казелла ищет сейчас простые, лапидарные, конструктивно-четкие средства выражения. Но в этом направлении он создает произведения высушенные, лишенные того огня, которым насыщено было творчество Скарлатти, Галуппи и других мастеров XVIII в.

Малипьеро, начав свой творческий путь с угловатого футуризма, остался в стороне как от этих «опрощенческих» тенденций, так и вдали от «академического» направления (его главный представитель: Отторино Респиги, род. в 1879 г., обучался в Италии, в России (у Римского-Корсакова) и в Германии, ныне является директором Римской консерватории). «Он — не романтик, а человек XVI в., — пишет о Малипьеро французский журнал «La revue musicale». Известный итальянский критик Гвидо М. Гатти добавляет: «Романтик по духу, он классически прост по способу выражения, по чистоте красок. Но вместе с тем содержание его творчества причудливо и фантастично и нередко окрашено в саркастические тона. Элементами злого сарказма и причудливого гротеска проникнута и его новая опера «Легенда о сыне-подкидыше».

Сюжет ее взят из новеллы Пиранделло. Она проповедует своеобразный «визионизм»: каждый человек является тем, чем он себе кажется. Так, идиотический калека, сын бедной вдовы, возомнившей себя принцем, добивается трона, в то время как ленивый действительный принц занимает его место, в качестве сына простой женщины. Ряд сцен (особенно в 2-м акте, происходящем в портовой таверне, наполненной валяющимися на полу полуголыми проститутками) дан в подчеркнуто-натуралистических тонах. 3-й акт, начинающийся на берегу южного моря в придворном саду, выдержан в гротескных тонах, в плане анархической издевки над властью, порядком и социальными предрассудками. Музыке Малипьеро, остро подчеркивающей