русским, и украинцам, и всем другим народам нашей страны.

Тов. Кухарский говорит об увлекательности таких сочинений, как Симфониетта Вайнберга и концерт для скрипки Кабалевского, воспевающих новую тему с позиций современности.

Одну из серьезнейших причин отставания нашего оперного искусства тов. Кухарский видит в недостаточном знании жизни композиторами, обращающимися к жанру оперы.

А. Фадеев в своем выступлении на Втором съезде писателей Украины сказал: «Нигде не требуется такого подлинного знания жизни, как в драматургии и в кинодраматургии. Эти жанры построены на конфликтах, а когда писатель должен показывать конфликты, столкновения, побеждающего нового со старым, то их нельзя выдумывать из головы, их можно постигать только в реальной действительности». Эти мысли тов. Фадеева полностью применимы и к музыкальной драматургии.

Неверно и ошибочно представление о том, что все недостатки и помехи в развитии советской оперы ясны и легко устранимы. Стоит, мол, только заключить побольше договоров, поднять работу Секции музыкальных драматургов в Союзе писателей, как у нас появится советская опера. Это, конечно, совершенно неправильная теория. Нужно заключать побольше договоров, нужно помогать композиторам, нужно, чтобы либреттисты писали либретто и т. д., но все же, хотя это и важные вещи, но не главные. Главное заключается в том, что у наших музыкальных драматургов нет еще подлинного контакта с жизнью. Нельзя написать оперу, сидя запершись в своем композиторском кабинете.

Как пример такого оторванного от жизни творчества, тов. Кухарский приводит оперу С. Прокофьева «Повесть о настоящем человеке». Обратившись к современной теме, композитор не смог с ней справиться, ибо применил к ней свои старые эстетические нормы. Прокофьев пошел по поверхности событий, взяв из повести Б. Полевого второстепенное, но не то основное, где формируется образ главного героя; проиллюстрировал натуралистические эпизоды повести, но забыл главное — человека, забыл, что образ искалеченного Мересьева воплощает замечательную волю, творческую одержимость, глубочайший патриотизм.

О. Чишко в своей оратории «Флаг над сельсоветом» взял из поэмы А. Недогонова только мелодраматический сюжет и распел его на старинный оперный манер. Композитор забыл, что советский человек не может петь на такой старинный лад, забыл, что появились новые интонации.

Вся история оперы говорит о том, что опера развивается в тесной связи с передовой литературой своего времени. Советская опера тоже должна развиваться в тесной связи с нашей передовой советской литературой. Но знание литературы не может подменить знания жизни. За литературными образами композитор должен видеть живые образы наших современников, и тогда прекратится бесплодный спор о том, кто и как должен подсказать идею оперного либретто. Вооруженный знанием жизни, композитор не будет просто копировать те или иные сюжетные ходы литературных произведений и превращать их в оперные либретто, но будет подлинным творцом своего произведения.

Разрушительные тенденции формалистического искусства подтачивали самые основы оперы, отрицали классические традиции этого жанра. В лучших произведениях, исполненных на пленуме, появляется уже рельефная, красивая, отражающая чувства человека мелодика, столь необходимая для развития оперы.

Касаясь вопросов создания советской оперетты, тов. Кухарский останавливается на выступлении тов. Соловьева-Седого, пытавшегося огульно и бездоказательно расправиться с опереттой Фельцмана «Воздушный замок».

Тов. Кухарский соглашается с мнением тов. Ливановой о порочной практике деления музыковедов на критиков и работников в области теоретического музыкознания. Эта практика плохо отражается на плодотворности наших дискуссий. и обсуждений, делает критику бескрылой, ползучей, эмпиричной.

М. Глух: Одним из самых значительных достижений пленума является то, что на нем был исполнен ряд произведений, в которых композитор уже нащупывает черты нового стиля.

Как пример, тов. Глух приводит произведения тт. Арутюняна и Вайнберга, — произведения мелодичные и в то же время новаторские по приемам выразительности, найденным не в процессе формалистических исканий, а в новом качестве мастерства, идущим от народных элементов выразительности. Творческую ошибку тов. Левитина в его симфонии тов. Глух видит в том, что он не подчинил себе прием, а шел за приемом; в этом кроется непреодоленное композитором формалистическое начало.

— Я думаю, — говорит далее тов. Глух, — что в докладе тов. Хренникова была дана очень правильная оценка исполненных на пленуме произведений и что это мнение не только его личное, но и всей нашей музыкальной общественности. Но есть ли это также оценка всего нашего народа? — Этого мы не знаем. А ведь именно такая замкнутость в узко-профессиональной, цеховой среде лишает нас возможности получить правильную оценку. Перед нами еще стоит задача показать наше творчество народу. Тов. Глух рассказывает о попытках в этом направлении ленинградских музыкантов, о встречах композиторов со слушателями, встречах, имевших всегда исключительно большое значение. Слушатели активно обсуждали и критиковали просушиваемые музыкальные произведения.

Вторую часть своего выступления тов. Глух посвящает сообщению о творческой жизни композиторов Ленинграда. — Обстановка в нашей композиторской среде, — говорит он, — довольно сложная. Сильно уменьшился состав композиторских кадров, — часть погибла в годы войны и блокады, некоторые переселились в Москву. Заметнее, чем в Москве, ощущаются рецидивы формализма (показателен эпизод с постановкой новой оперы С. Прокофьева). Недостаточное внимание уделяется идейно-воспитательной работе с композиторами. Но все-таки в Ленинграде имеются значительные кадры композиторов, которые в ближайшее время сумеют показать себя по-настоящему. Тов. Глух называет ряд гото-

произведений старшего и среднего поколений композиторов: «Русская симфония» Щербачева, опера «Молодая гвардия» Пащенко, «Русская сказка» Дешевова, работы Кочурова, Евлахова, Волошинова, Матвеева, в области песни — Носова, Чишко, Леви, Владимирского, Прицкера и др.

Самым большим недостатком в работе ленинградских композиторов тов. Глух считает слабую активность их в деле создания новых опер. Он полагает, что наибольшая трудность здесь заключается в недостаточной помощи им со стороны ленинградских театров, ибо, говорит он, только творческая обстановка театра может действительно активизировать композитора и дать ему настоящий стимул в работе.

А. Шавердян: В программах пленума отсутствовала советская опера, и это, несомненно, является красноречивым свидетельством продолжающегося отставания советской музыки.

Тов. Хренников правильно говорил о том, что создание оперы является важнейшей творческой задачей и что, создав превосходные оперные произведения, композиторы завоюют право рапортовать товарищу Сталину об успехах и достижениях советской музыки.

Тов. Дзержинский ошибочно свел сложный вопрос создания советской оперы к частному, хотя и чрезвычайно важному, вопросу о либретто. Мне кажется, что тов. Дзержинскому, как опытному оперному композитору, имевшему и большие достижения и большие неудачи в оперном творчестве, следовало бы акцентировать внимание пленума на том, как оперные композиторы научились видеть, примечать, отбирать важнейшие черты современного советского человека, обобщать и возвеличивать этот образ современности.

Характеризуя произведения, исполненные на пленуме, тов. Шавердян останавливается на «Кантате о Родине» А. Арутюняна — ярком сочинении, в котором воплощены новые черты музыкального языка советского армянского народа. Этот язык будет понятен представителю любой национальности, любого братского народа. Заглядывая в ближайшие планы Арутюняна, я посоветовал бы ему работать над вокальными циклами, в которых фиксировались бы важные черты современности. Я бы советовал ему провести ближайшее лето, осень, а, может быть, и зиму в горах и селах Советской Армении для того, чтобы знание жизни народа стало у него богаче, глубже.

Ярким достижением является также Симфониетта М. Вайнберга. Вот пример освобождения таланта, вот итог тех радующих влияний, которые, несомненно, порождены событиями 1948 года. Все мы приняли скрипичный концерт Д. Кабалевского, как произведение гармоничное, задушевное, эмоционально юное и мастерски отточенное. Не могу не вспомнить, как на обсуждении этого концерта в ССК некоторые товарищи готовы были в порыве увлечения увидеть в этом произведении черты новой реалистической музыки, якобы указывающей столбовой путь советского музыкального творчества, образец, достойный 30-летия комсомола. Нам теперь ясно, что это не «столбовой путь», а лишь одна из тропинок, один из подступов к реалистическому направлению. Для советского композитора тема молодости, тема 30-летия комсомола — это прежде всего образы Павла Корчагина, Олега Кошевого, образы героев социалистической деревни; это высокая насыщенность и могучая динамика образов. Концерт Кабалевского такими чертами не обладает. Это произведение пасторально-идиллическое, трактовка народного мелоса в нем сглажена, стилизована, а образ советской молодежи подан несколько облегченно.

Оценка тов. Хренниковым симфонии «Юность» Левитина была, по-моему, мягка. Весь идейный строй этого порочного произведения чрезвычайно пестрый и мелкий. Композитор отбросил многое из своего формалистического арсенала. Но что он нашел взамен? Могут сказать, что тов. Левитин находится на полпути от формализма к реализму. Но ведь такого «полпути» быть не может. Тов. Левитин создал безликое, идейно пустое произведение, ни в какой мере не ассоциирующееся с юностью советской молодежи.

Несколько слов об оратории О. Чишко «Флаг над сельсоветом». Это одна из глубоких современных тем, посвященных сегодняшней русской социалистической колхозной деревне. Однако образы талантливейшей поэмы Недогонова вышли у композитора обедненными. О. Чишко не обнаружил не только знания жизни, но и глубокого знания литературного источника. Получилось произведение бедное, прозаическое.

Мне очень понравились правильные слова тов. Захарова о формах соприкосновения композитора с жизнью. Многие композиторы еще не поняли, что их сила — в общении с народом, что без этого невозможно советскому художнику быть в рядах идеологической гвардии советского народа.

Выступление тов. Соловьева-Седого, на мой взгляд, отличалось бестактностью. Какие бы мысли он ни хотел высказать, он все же не должен был во всеуслышание заявить, что лучшие массовые песни народ приписывает ему. Это прозвучало, по меньшей мере, нескромно. Мне думается, что Соловьеву-Седому и, пожалуй, И. Дзержинскому нужно сейчас засесть за серьезную учебу, расширить свои идейные горизонты и в первую очередь поближе познакомиться с жизнью и запросами народа.

С большой горечью мы, музыковеды, должны признать неудовлетворительность нашей работы. Та суровая оценка, которую дал тов. Хренников работам музыковедов-критиков, безусловно справедлива. Я даже ожидал более суровой оценки, ибо вина наша в отставании критики громадна. Критики работают плохо. Это признание должно быть, конкретизировано и персонифицировано и, в частности, направлено в мой адрес, как критика и человека, ответственного за направление работы Музыковедческой комиссии ССК и за работу газеты «Советское искусство».

Далее т. Шавердян останавливается на своей деятельности, как члена редколлегии газеты «Советское искусство», и на своих расхождениях с ее руководством.

— Громадные задачи стоят сейчас перед музыковедами. По моему убеждению, секретариат искренне стремится к перестройке советского музыкознания, искренне хочет помочь нам в этом деле. Если композиторы и музыковеды осознают ответственность своего труда, мы уйдем с пленума