тоном и политической безграмотностью. Тов. Захаров ставит вопрос о моральном облике членов Союза композиторов.

Т. Н. Хренников в своем докладе поставил вопрос: побежден ли формализм и восторжествовал ли социалистический реализм, и ответил на него утвердительно. Да, это правильно, формализм, как направление в музыкальном творчестве, побежден. Восторжествовало новое, здоровое направление социалистического реализма. Но из этого отнюдь не следует, что с формализмом все покончено.

Помимо группы композиторов, поименованных в Постановлении Центрального Комитета и близко к ним примыкавших, придерживавшихся в своем творчестве формалистического направления, существовала очень большая группа композиторов, стоявших в основном на реалистических путях. Но все-таки и в их творчестве было много отдельных формалистических элементов. И, наконец, имеется группа композиторов, которые твердо стояли на здоровых позициях. Время, прошедшее после Постановления, — это небольшое время, и трудно себе представить, чтобы за такой короткий промежуток времени мы могли покончить с формализмом.

В течение многих лет культивировалось это идейное опустошение в области музыкального искусства, складывались определенные формы, методы музыкального мышления, устанавливались традиции.

За этот небольшой промежуток времени многим композиторам нужно было пересмотреть решительно все. На этом пленуме мы услышали первые попытки наших композиторов создавать сочинения в плане реалистического направления. На этом же пленуме мы услышали довольно большое количество сочинений, которые были задуманы еще до Постановления и которые перерабатывались в течение этого небольшого промежутка времени. Поэтому, мне кажется, что этот пленум дает нам право сделать только самые предварительные итоги.

Мы должны радоваться тому, что социалистический реализм победил, что социалистический реализм стал действительно нашим направлением. Но было бы совершенно неправильно считать, что то хорошее, что было исполнено на пленуме, уже и есть социалистический реализм. Формализм еще не добит окончательно. По этому вопросу нам нужны настоящие, большие теоретические работы. То же, мне кажется, и по вопросу о социалистическом реализме. Здесь тоже должны быть большие, глубокие аналитические работы.

Формалистическое направление в музыке заключалось не только в приемах изложения, не только в методе музыкального мышления. Формалистическое направление даже создавало определенный, если хотите, быт. Считалось так: чем сложней язык, тем лучше, чем сложнее прием, тем лучше. Прием был целью. И не случайны были разговоры о том, что композитору, собственно, и не нужно спускаться на грешную землю; композитор — это такое «возвышенное» существо, которое витает в возвышенном мире звуков. Зачем ему разбираться в тонкостях политики страны?

Один из основных вопросов, которые мы должны будем обсудить после пленума, — это вопрос выбора темы. Для того чтобы композитор правильно выбрал тему, он должен хорошо знать не только по газетам, чем интересуется наш народ, он должен знать, как народ переживает то или иное политическое событие.

Я приведу первый попавший пример. Можно ли писать сочинение о лесонасаждениях? Конечно, можно, но нельзя писать, не зная, как народ, претворяющий эту идею в жизнь, ощущает ее и переживает. Перед нами стоит очень большая проблема — поднять наш идеологический уровень. Это будет начало и основной фундамент новой музыки.

У многих композиторов наблюдается болезненное отношение к критике, вплоть до того, чте люди отказываются показывать свои сочинения, так как боятся критики. Надо, чтобы мы смотрели на свои сочинения не как на «личное», а с государственной точки зрения, с точки зрения народа и страны. Тогда мы будем критику с радостью воспринимать.

До сих пор не разрешена проблема музыкального языка, до сих пор во многих сочинениях мы ощущаем некоторую боязнь заговорить простым человеческим языком. Это свидетельствует о том, что идеи, о которых говорит композитор, отходят как бы на второй план. На первый план выступает язык, как цель, а не как средство. Композитор должен быть влюблен прежде всего в идею, в те мысли и ощущения, которые он хочет передать в этом сочинении. Он должен страстно бороться за то, чтобы его язык был выразителен и доходчив.

Многие композиторы еще не живут вместе с нашей страной. Приведу пример. Праздновалось 30-летие комсомола. Как откликнулись композиторы на это событие? Казалось бы, это грандиозная тема, которая заключает в себе громадное количество самых разнообразных подтем. Композиторы написали ряд неплохих песен, а что дальше? Написал неудачную ораторию Карен Хачатурян, написал ораторию «Молодость» Солодухо, выступили еще два-три композитора, — и все.

Мы ежегодно отмечаем знаменательные даты. 21 января — день памяти Ленина. А много ли у нас написано сочинений, которые можно было бы исполнить в этот день по радио или на наших правительственных концертах? — Очень мало, и то созданное только за последнее время. День 1 Мая, день Великого Октября, — много ли создано сочинений к этим праздникам? Ведь каждый год мы должны к этим дням давать что-то новое, а мы пока что с этой задачей не справляемся.

Совершенно правильно целый ряд товарищей, в том числе тов. Апостолов, ставили здесь вопрос о том, что нам нужно отходить от чистой лирики. Речь, конечно, идет не о том, чтобы совсем изгнать лирику. Речь идет о том, что принципы большевистской партийности в музыкальном творчестве должны занять основное место. До сих пор мы сталкиваемся с таким явлением, когда композитор, стремясь сохранить свое творческое лицо, суживает средства выразительности. Пора осознать, что творческое лицо искусственным образом создать нельзя. Нельзя забывать о том, что средства выразительности мы должны не суживать, а расширять. Нам нужно учиться. Мы очень многого еще не знаем в области музыкальной техники.

В заключение я хочу сказать о русской песне. Надо прямо сказать, что с русской народной песней дело обстоит хуже всего. В любой национальной республике с песней обращались и обращаются гораздо бережнее, чем у нас.

Мы прослушали симфонию на русские темы Н. Я. Мясковского. Можно ли это назвать русской музыкой? — Да, темы как будто русские. Но обращение с ними не русское, — скорее, западное. Это, конечно, не формалистическое сочинение и не слишком сложное. Там нет никакого формализма, но это не русская музыка. Правильно здесь говорил тов. Коваль, что когда композитор пишет для оркестра народных инструментов, он считает возможным говорить в полном смысле русским языком, но как только он начинает работать над симфоническим сочинением, он почему-то отказывается от этой возможности. Это большой порок.

Мы прослушали прекрасное сочинение тов. Амирова. Я хорошо понимаю, что народ, слушая эти мугамы, может прийти в восторг. Почему же нет такой музыки в русском советском симфоническом творчестве?

Мы все еще по-настоящему не знаем русской песни, мы не знаем ее красот, мы не знаем ее настолько, чтобы она могла нас зажечь и заставить написать новые большие сочинения.

И в области советской песни у нас также неблагополучно. Многие композиторы, работающие над песней, считают, что положение «национальное по форме, социалистическое по содержанию» почему-то к песне не имеет отношения. Это ненормальное явление. Песня должна быть построена также по этому принципу. Композиторам, которые работают над песней, конечно, трудно. На первых порах, в первый период после Постановления, эти композиторы вынесли на себе всю тяжесть требований, которые к нам предъявил народ. Сейчас мы стараемся писать хорошие песни, а нужно писать отличные.

Очень плохо прошла кампания по созданию шахтерской песни. Очень немного песен написано в честь нашей социалистической столицы — Москвы; среди них есть хорошие песни, но все же их очень мало. Я бы сказал, что непозволительно мало песен написано и к 30-летию комсомола, хотя среди них также есть хорошие песни. Если бы песнями занимались не только композиторы-песенники, а все или подавляющее большинство композиторов, то мне кажется, что этой перенапряженности мы уже не испытывали бы. Кроме того, и композиторы, работая в этом жанре, очень много получили бы сами.

Нам нужно найти какие-то формы сближения с народом. Мне кажется, что наряду с тем, что мы пытаемся делать, наряду с приглашением сюда представителей Армии, представителей народа в широком смысле слова, нельзя забывать, что и работа в учреждении, в организации — это тоже воспитание. Есть композиторы, которые пошли работать на радио, в музыкальные училища, в коллективы, на заводы. Они встречаются там с живой жизнью, с живыми людьми, с их интересами. И это помогает им увидеть громадное количество таких вещей, которых они не знали в стенах своего кабинета. Я хочу еще раз призвать товарищей композиторов обратить в первую очередь внимание на наш идеологический уровень. Если мы пойдем работать в различные учреждения, если мы пойдем в народ, нам будет легче справиться с теми задачами, которые перед нами стоят.

И. Дунаевский: Тов. Хренников хорошо сказал о той группе музыкальных деятелей-формалистов, которые заслонили собой всю нашу советскую музыку. И когда их попросили чуть-чуть потесниться, то оказалось, что мы обнаружили огромные творческие силы, раскрепощенные великим Постановлением ЦК ВКП(б). Музыка сейчас как бы рождается заново. То, что мы слушали на пленуме, наполняет нас радостью и большими надеждами. Мы научились более дружно, коллективно оценивать явления. Почти без исключения мы все на пленуме приветствовали одни и те же произведения. И это единство создавалось без шаманства, без шума барабанщиков, которые ходили бы по кулуарам и рекламировали еще не исполнявшиеся произведения, одурачивая одних и вселяя в умы других чувство возмущения. Этого сейчас, к счастью, нет.

Постановление ЦК ВКП(б) отметило некоторые успехи в песенном творчестве. Эти успехи несомненны. Но мы, очевидно, успокоились на том, что ЦК ВКП(б) одобрил нашу работу. У нас появились новые и неплохие песни: Блантера «Летят перелетные птицы», маршевая песня Терентьева, «Третий батальон» Мокроусова; можно говорить о новых положительных чертах в «Гимне Москве» Мурадели, «Песне о Москве» Милютина. Но все эти песни не вносят ничего принципиально нового в наше песенное творчество. Мне известно, что много интересных массовых песен пишется в Грузии, Армении, Узбекистане и, вероятно, в других республиках. Но этих песен никто не знает. Жаль, что они не прослушивались на пленуме. Мы не слышим сейчас новых песен такого «всесоюзного звучания»» как «Сулико», «Распрягайте, хлопцы, кони», «Полюшко». Мы работаем над песней врозь и не интересуемся состоянием песенного творчества в других республиках.

Вопрос об уходе композиторов-песенников от генеральных тем нашей действительности поставлен правильно. Мы почти не слышим героических, военных песен, песен-маршей, песен, наполненных высоким гражданским пафосом, песен злободневных в подлинном смысле этого слова, помогающих строить и жить, откликающихся на каждое яркое событие нашей жизни. Композиторы-песенники перестают быть трибунами, глашатаями, запевалами жизни. Это относится и к поэтам-песенникам.

Все песенное творчество замкнулось в лирическом жанре. Конечно, лирику никто не изгоняет. Она была и будет законной выразительницей чувств нашего народа. У нас имеются хорошие и благородные лирические песни. Однако слишком частое обращение наших композиторов к «легчайшей» лирической теме, замыкание в мирке маленьких мещанских чувствований внушает тревогу. Я не могу согласиться с Соловьевым-Седым, пытавшимся узаконить специализацию песенных жанров, уподобив нас портным, среди которых существуют «брючники», «пиджачники», «жилетники». (Смех). Я думаю, что к песне это неприменимо. Не нужно забывать, что за проповедью этакой специализации кроется идейная и