фонии, стоящей, по-моему, немного ниже, мы встретились с кантатой, свидетельствующей о потере достигнутого ранее профессионального мастерства. Я имел возможность ознакомиться с протоколом обсуждения новых произведений тов. Ашрафи, состоявшегося в Ташкенте. Ни одного слова критики там нет, все выступления выдержаны в тонах безудержного восхваления и славословия. Строгий тон требовательности, который характерен для Москвы, для творческих совещаний в Азербайджане, Грузии и Армении, где я только что побывал, не существует в Ташкенте. Об этом надо сказать прямо.

Отставание музыкального творчества республик Средней Азии в значительной степени объясняется недостатком композиторских кадров. Состояние работы в Ташкентской и Алма-Атинской консерваториях не может быть признано удовлетворительным. На этом фоне особенное значение приобретает выдвижение группы талантливой молодежи, овладевающей профессиональным мастерством. К ним следует отнести Тулебаева, Мусина, Кужемьярова (Казахстан), Абаева, Тулеева (Киргизия), Бабаева, Бурханова, Левиева, Гиенко, Назарова (Узбекистан), Кулиева, Мухатова, Ахмедова (Туркмения) и др. У композиторов Средней Азии, среди которых много талантливых людей, есть все возможности к дальнейшему творческому развитию.

Нет сомнений в том, что имеющееся сейчас отставание республик Средней Азии будет преодолено общими усилиями местных композиторов и всей нашей творческой организации. Для этого надо неустанно заботиться о повышении творческого уровня уже имеющихся и выращивании новых молодых композиторских кадров.

М. Коваль указал, что формализм наиболее пагубно сказался на русской советской музыке. Здесь особенно упорно насаждался безродный космополитизм, снижалась и игнорировалась роль композиторов, любящих русскую песню, обогащающих ее народно-интонационный язык. Некоторые русские советские композиторы, владеющие большим профессиональным мастерством, не ответили своему родному народу достойными произведениями, отнеслись пренебрежительно к родному языку. Говорить на ясном русском языке считалось среди музыкальных гурманов и эстетов признаком дурного тона. Поощрялись только модернистические стилизации типа «Петрушки» Стравинского.

Что только ни делали с русской песней в прошедшие годы! Создавались прелюдии на русские темы, целью которых было сделать эти темы неузнаваемыми. Занимались «обработками» народных песен, искажавшими их до предела. В последней опере Прокофьева использованы ни к селу, ни к городу старинные мелодии, да еще в чудовищно фальшивом оркестровом обрамлении.

Композиторы формалистического направления уродовали и уронили русскую музыку. Теперь ее предстоит поднять.

Можем ли мы сказать, что на этом пленуме русская советская музыка была достаточно поднята? Мне кажется, что формалистические «достижения» в области разрушения русской музыки сказались на пленуме очень остро.

Мы обладаем мощным отрядом русских советских композиторов, разнообразных творческих индивидуальностей. Но по различным причинам эти композиторы не смогли полностью развернуть свои дарования. В результате на пленуме русская советская музыка была представлена далеко не в лучшем виде и не в полной силе. Между тем целый ряд русских композиторов мог бы выступить на пленуме со значительными достижениями. Это относится, например, к Мокроусову и Дзержинскому, которые так и не смогли довести до конца свои интересно задуманные произведения — фортепианное трио и симфоническую поэму «Ермак». В обоих этих сочинениях было много положительного, интересного. В них были и недостатки, на которые мы указывали композиторам. К сожалению, у них не хватило силы воли довести свои произведения до «победного конца». А ведь они могли быть украшением пленума! Необходимо поднять творческую активность и сознательность русских композиторов.

В симфонии Мясковского и квартете Шебалина есть сдвиги в сторону русского реалистического направления. Но истинной горячей жизни русского мелоса в этих произведениях еще мало. Во многом здесь ощущается скованность старым творческим опытом. Здесь опять-таки сказалась прежняя боязнь этих композиторов говорить ясным и отчетливым русским языком в симфонической и камерной музыке. Мое глубокое убеждение, что наша новая русская музыка должна быть многообразной по своему интонационному складу. Мы не разрешим проблему русского советского симфонизма, если не сомкнем свои творческие устремления с усилиями наших массовиков. На одних старинных интонациях русской песни острого и волнующего произведения не создашь, и примером этому — последняя симфония Мясковского.

Надо отметить, как положительный факт, работу композиторов в русских народных оркестрах. В этих произведениях композиторы не боятся говорить русским языком. Здесь можно констатировать ряд несомненных художественных достижений: назовем имена Будашкина, Носова, Тиликова, Иванова, Камаллинова и других, создающих образцы настоящей русской музыки. Этим композиторам необходимо работать над русскими симфоническими произведениями. Эта работа не должна пройти и мимо внимания симфонистов. Самый характер русских оркестров заставляет композиторов обратиться к народному мелосу, говорить яснее, проще, убедительнее. Это поможет и развитию русского советского симфонизма.

Народ ждет от нашей плеяды русских советских композиторов ярких русских опер, симфоний и других произведений.

Тов. Коваль коснулся также вопроса о чистоте стиля. Часто очень интересно и хорошо задуманные произведения оставляют неудовлетворительное впечатление именно из-за отсутствия чистоты стиля. Вот, например, интересное, творчески смелое произведение Чишко. В целом ряде лирических страниц оно убедительно, но в общем оставляет неудовлетворенным. В нем есть эпизоды, находящиеся в полном противоречии с нашими современными интонациями, современным ощущением жизни. Неуспех скрипичного концерта Рождественского объясняется опять-таки отсутствием чистоты стиля. И, наоборот,

успех концертов Дварионаса и Кабалевского определяется именно чистотой стиля этих произведений.

В заключение тов. Коваль говорит о радостном чувстве, возникающем при знакомстве с новыми яркими произведениями армянских, азербайджанских, литовских, латышских и эстонских композиторов. Вместе с тем мы очень опечалены неудачами композиторов Среднеазиатских республик, одна из причин которых — в национальной ограниченности и замкнутости. В конце концов, и русская музыка могла бы также остановиться на балалайке, настроенной на кварту, но она на балалайке не остановилась, а стала сокровищницей мировой музыкальной культуры, и это является доказательством того, что развитие национального стиля отнюдь не заключается в узаконении кварты и квинты.

— Мне кажется, что наш пленум очень радостен, он нас еще больше сдружит. Пленум подтянет каждого из нас, заставит работать больше и лучше. После удачи кантаты Арутюняна никому не захочется писать худшую музыку. Мы учтем наши сегодняшние недостатки и начнем еще быстрее двигаться вперед.

Б. Штейнпресс: В прошлом в нашей камерной музыке сильны были формалистические тенденции, эстетство, субъективизм, безыдейность. Теперь мы предъявляем к камерной инструментальной музыке требования высокой идейности и общедоступности. Без резкого поворота к реальной социалистической действительности нельзя добиться решающих успехов и в этой области. Об этом нельзя забывать, говоря о произведениях, исполненных на пленуме. Квартет тов. Филиппенко привлекает своим стремлением связать этот жанр с массовым музыкальным бытом. В квартете тов. Иордан наибольшее впечатление оставила медленная часть, отличающаяся цельностью и проникновенностью мелодического образа. О квартете Шебалина здесь много говорилось, причем отмечались некоторые положительные сдвиги в сторону благозвучия и это надо приветствовать. Но в целом — это кабинетное сочинение, не ставящее перед собою задачи выражения большого идейного содержания. Этот квартет еще не свидетельствует о выходе композитора за пределы замкнутого круга настроений.

Мастера советской музыки должны стремиться к созданию программных, высокоидейных камерных инструментальных произведений.

Кара Караев: Наш пленум по праву может называться первым творческим пленумом, ибо в центре внимания его работы стоят принципиальные творческие вопросы. Хорошая организация работы пленума дала нам возможность обсуждать произведения, которые мы прослушали в исполнении лучших коллективов — хоров, оркестров и ансамблей. Мы сегодня можем открыто высказать свои мнения здесь, перед всем собранием, а не шептаться в кулуарах, как это было принято раньше, ибо свежий ветер критики и дискуссии навсегда разогнал ту атмосферу затхлости и застоя, которая еще совсем недавно была обычной в жизни союза. Этот факт является хорошим показателем наступившего перелома.

Тов. Хренников сделал правильный вывод, что в творчестве большинства советских композиторов наступил перелом. Действительно, прослушанные нами произведения говорят о том, что большинство советских композиторов полно искреннего стремления создавать музыку, отвечающую запросам народа. Мы ясно ощутили свежую творческую струю, обещающую превратиться в могучий поток реалистической музыки, достойной нашей замечательной действительности. Такие произведения, как кантата Арутюняна, скрипичный концерт Дварионаса, Симфониетта Вайнберга, «Негритянские песни» Шварца, «Мугамы» Амирова, безусловно являются замечательными достижениями за последний период. В этих произведениях нашли лучшее выражение стремление наших композиторов к понятной, демократической музыке, к следованию классическим традициям, к обогащению своего музыкального языка неисчерпаемым богатством народного творчества.

Но, признавая наши первые успехи, мы не имеем права забывать о недостатках в нашей работе. Мы еще в долгу перед народом, особенно в области создания оперы.

Мне кажется, что вопрос об опере нужно начинать с вопроса о либретто. До тех пор, пока не будут подготовлены полноценные либретто, создание новых опер и балетов будет находиться под угрозой, и все разговоры по этому поводу останутся разговорами. Вопрос о либретто следует ставить конкретно, по-государственному. Мы, композиторы, не в состоянии решить проблему советской оперы без самого активного участия писателей. Мы должны прямо сказать, что писатели очень плохо помогают нам. Они, видимо, не считают вопрос сознания советской оперы своим кровным делом. И в этом мы должны их крепко упрекнуть. Я предлагаю, чтобы пленум обратился к советским писателям с открытым письмом, в котором потребовал бы от них максимального внимания к нашим насущным творческим потребностям.

За последнее время композиторами Азербайджана создан целый ряд произведений различных жанров, в которых явственно заметен поворот азербайджанских композиторов к созданию реалистической музыки. Мугамы Амирова, симфония и оперетта на современный сюжет Алескерова, концерт для оркестра Абасова, увертюра Бабаева, опера «Низами» Бадалбейли и множество камерных произведений, песен, хоров, мелких инструментальных произведений Рустамова, Джангирова, Реневой, Гусейн-Заде, Никольской и других являются конкретными примерами наших успехов.

Перед азербайджанскими композиторами, также как и перед всеми советскими композиторами, стоит важнейшая задача создания опер на современный сюжет, опер, отображающих нашу действительность, опер, действующими лицами которых являются наши современники — славные бакинские нефтяники, колхозники, наша трудовая интеллигенция.

Перед азербайджанскими композиторами стоят важнейшие задачи повышения своего идейно-политического уровня и повышения своего профессионального мастерства. Нам необходимо упорно работать над собой, изучать великие образцы русской музыкальной классики, мы должны продолжать и развивать замечательные традиции, заложенные нашим великим композитором Узеиром Гаджибековым.